Марина с грохотом водрузила бутылку на стол – почему-то перед невинным Валеркой, который лишь изумленно хлопал глазами, глядя на стремительно ширящийся скандал, – и прожгла его взглядом опасно сузившихся глаз:
– На здоровье! Пейте, не подавитесь!!
Выхватив из сумочки сигареты и зажигалку, девушка тоже покинула комнату. Правда, в отличие от Сашеньки, – медленно, с гордо поднятой головой и расправив плечи. Остановилась на пороге, окинула коллег взглядом столбовой дворянки, которую по недоразумению занесло на скотный двор, фыркнула и поплыла по коридору.
– Упс! Вы чего это все с утра пораньше? – обалдело глядя ей вслед, протянул Валерка. – Не на том боку спали? Или не с тем?
– Да пошли они! Тоже мне, фифы! – сквозь зубы процедил Майк и, повернувшись к монитору, открыл браузер, чтобы почитать новости. Но Меликян не унимался:
– Нет, правда, Миш. Ты чего на девок взъелся? И бледный какой-то…
Не нужно ему было это повторять!
– Знаете что, Валерий Петросович, – Майк нарочно выделил интонацией отчество коллеги, – завидуйте молча!
Смуглый и горбоносый брюнет Меликян, несмотря на четыре поколения живших в Москве предков вынужденный регулярно предъявлять стражам правопорядка документы, скрипнул зубами, но промолчал.
Где-то часа через полтора Майк внезапно почувствовал, что у него жарко горят уши. Чувство невыразимого стыда накрыло с головой. Ни о какой продуктивной работе не стоило вести и речи. В голове отбойным молотком стучало: «Блин! Вот я дебил! Вот дебил, а!» Повертевшись на стуле еще несколько минут, будто на раскаленной сковородке, он вскочил, стараясь смотреть исключительно в пол, сдернул с вешалки пальто и почти бегом устремился к лифтам.
Вернувшись, Майк положил перед Сашенькой на клавиатуру белую розу и, шмыгнув носом, тихонько протянул:
– Сааньк! Прости дурака!
Вторая роза, темно-сиреневая, пощекотала ухо Марине.
– Мариш? Я больше не буду. Честное слово! Сам не знаю, что на меня нашло…
Две пары глаз – серые и зеленые, – посмотрели на грубияна. Девчонки молчали, но суровые складки у них над бровями постепенно разглаживались. Сашенька первая улыбнулась уголками губ – робко, как бы на пробу.
– Милые дамы, я беру товарища Соколова на поруки! – поспешно объявил Валерка, судя по всему, не меньше скандалиста переживавший разлад в обычно дружном коллективе. – И если подобное повторится, обязуюсь лично набить ему морду!
Маринка покрутила розу в пальцах, глянула, склонив голову к левому плечу, сначала на Майка, потом на Сашеньку.
– Ну что, подруга? Простим засранца или будем гневаться дальше?
Та улыбнулась – теперь уже так широко и солнечно, как во всей конторе умела только дизайнер Стрелкина:
– Не буудем. Да я и не гнеевалась. Растеряялась боольше…
– Это да, – кивнула Егорова. – Нашего Майки будто подменили… Ладно, мачо, come here! I wanna kiss you!
– One moment, darling!
И с этими словами Майк достал из кармана баночку яблочного-сливового пюре для детского питания – объект пылкой любви двухметрового Меликяна и повод для непрекращающегося подтрунивания его коллег.
Надо ли говорить, что до конца дня Майк, входя в туалет, на всякий случай смотрел строго перед собой, а моя руки – в раковину? То ли поэтому, то ли по какой-то другой причине, но любое дело у него спорилось, мысли в голову приходили исключительно здравые, а коллеги смеялись до колик фирменным соколовским шуточкам. Сдав же с первой попытки отчетность по недавней командировке в Ебург грозе всея конторы, Жанне Максимовне Куц великой и ужасной, Майк и вовсе расслабился.
В начале девятого вечера, распрощавшись с добивающей какой-то срочный заказ Сашенькой и фальшиво насвистывая «Ничего на свете лучше нету», он загрузился в лифт. Удивительно, но в этот весьма поздний час (обычно массовый исход обитателей офисов приходился на промежуток с шести до половины седьмого) народа в кабине оказалось до странного много. И с каждым новым этажом все прибавлялось, причем попутчики, сперва забившиеся в самый дальний угол, потом норовили выйти на промежуточных этажах – у кафе, банкоматов или просто по каким-то своим делам.
В какой-то момент, пропуская к дверям стоящую за ним даму, еще более монументальную из-за лохматой шубы, Майк повернулся налево… совершенно не думая о висящем рядом с кнопками вызова этажей зеркалом. Да и с чего бы ему было тогда о нем думать?
– Лучше б рюкзак сняли, молодой человек, – недовольно пропыхтела дама, энергично вклиниваясь между Соколовым и какой-то девушкой, точно арктический ледокол меж торосов.
– А вы лучше б жрали поменьше! – злобно процедил Майк, нарочно резко возвращаясь в исходное положение и заодно ощутимо приложив жирдяйку локтем. Та ойкнула, обернулась, явно намереваясь высказать что-то не слишком лестное для драчуна, но двери лифта уже смыкались за ее спиной.
– Еще толкается, свинота! – сообщил попутчикам Майк. Тон Соколова явно подразумевал, что он только что совершил общественно полезный поступок и теперь закономерно ожидает всеобщего одобрения.
Одобрения почему-то не последовало. Майк набычился, но промолчал.
У крутящихся дверей на выходе из здания было подлое свойство – попытайся двое войти разом в одну и ту же створку, и дверь клинило с резким рывком, а бедолага с другой стороны имел все шансы врезаться в толстый пластик лопасти носом. Обычно, заметив снаружи или за спиной более одного человека, Майк предпочитал убедиться, что затора не случится, и лишь потом входить-выходить самому. Но одетый с иголочки плосколицый парень с восточным разрезом глаз, в самый последний момент вдруг решивший шмыгнуть следом за Соколовым, оказался для него полной неожиданностью.
– Да куда ж ты прешься-то, макака тупорылая?! – рявкнул Майк, едва оказавшись на улице. Его лицо, к счастью, не пострадало, разминувшись с дверью на какие-нибудь пару миллиметров. Наверное, только это и спасло нерадивого азиата от неприятностей, ибо руки Соколова сами собой сжались в кулаки. А тут еще парень, изобразив самую искреннюю улыбку, что-то залопотал по-английски, прижав ладони к груди и явно извиняясь. В итоге Майк только смачно харкнул ему под ноги и поспешил ко входу в метро. По пути поскользнулся, едва не упав, и грязно выругался на всю улицу. А потом внезапно… захотел выпить. Не попить, а именно выпить. И не просто захотел, а весьма. Настолько, что, не доходя до метро, свернул в круглосуточный магазин. Выйдя из которого, сделал то, чего не позволял себе со студенческой скамьи – жадно присосался к бутылке дешевого пива. Впрочем, пить так – прямо из горлышка, шумно глотая, давясь пеной и проливая на подбородок – Майк Соколов до сего дня не позволял себе ни разу.
