Кувшины были пустыми, лица – равнодушными. «А как же запоздалое раскаяние? Неужели никому не стыдно, что когда я был жив они были ко мне так жестоки?» – возмутился по этому поводу Элай и это возмущение вмиг разрушило иллюзию .
Теперь уже можно было разглядеть спасителя. Щуплый, высокий, гладко выбрит. Сложения невоенного. Войлочная шапка с ярким фазаньим пером. Пристойное дорожное платье на деревянных застежках, такие носят северяне. На плечах – пелерина из волчьего меха. Это тоже на северный манер.
На поясе – тугой сарнод и ножны. И еще одни ножны, подлиннее. Что, интересно, такой щеголь ищет в этой глухомани, в стороне от дорог? Бруснику собирает?
Элаю очень хотелось думать, что спасение его – вещь благая, но случайная. Незапланированная. Но в это как-то не верилось…
– Привет тебя, юноша, – сказал северянин, тяжело дыша. Голос у него оказался высоким, каким-то немужским, но Элаю было не до этих странностей.
– Привет! Еще какой привет! – заулыбался Элай, когда их лодки поравнялись. – Ты даже не представляешь, что…
– Ладно-ладно, любезничать потом будем. Лучше прыгай ко мне, пока нас обоих не унесло, – отмахнулся северянин.
Его войлочная шапка была низко надвинута на брови, что, впрочем, не в состоянии было затенить правильные, чересчур правильные черты лица .
Скоро они причалили и невысокие сапоги Элая здорово хлебнули ледяной воды.
– Только я не мужчина, – Ийен лукаво усмехнулась и рывком сняла шляпу. Волосы цвета спелой ржи расплескались по ее плечам. – Я вижу, – откликнулся Элай, стаскивая размякший сапог. – А платье мужское?..
– В мужском платье легче путешествовать. Никто не орет «эй, красотка!», не норовит ухватить тебя за передок, не зовет вместе поужинать. Кому нужен тщедушный юноша? Впрочем, попадаются господа, которым юноши – самое то. Но ты ж не из таких, а?
– Я? Н-нет. Не из таких. Кажется.
– Ну чего ты? Я просто пошутила.
Ийен заразительно расхохоталась и в хохоте девушки Элаю на миг почудилось нечто зловещее. Могильным холодком веяло от ее смеха и это никак не вязалось с ее миловидным, простоватым личиком. – Что-то не так? – спросила Ийен, заметив замешательство Элая. – Нет, я просто… просто сильно перетрухнул. В лодке.
– То ли еще будет, – как-то гадко хмыкнула Ийен.
Бросив на Элая испытующий взгляд, она принялась расстилать конскую попону и распеленывать тюк с вещами. На мгновение Элаю показалось, что девушка знает о его молитве Великой Матери. Но откуда? И потом, что за зловещее «то ли еще будет»?
«Зловещее-зловещее! Да что я заладил, как козел какой-то? Хватит с меня на сегодня всего этого „зловещего“ дерьма», – решил Элай и, отшвырнув сапоги, отправился разводить костер.
– Ну, про меня ты уже знаешь, – начал он, когда они сели перекусить. Тут-то и пригодилась пузатая корзинка, взятая из дому и спасенная из обреченной лодки. – А ты что здесь делаешь?
Элай подозревал, что правды Ийен ни за что не скажет, но ему было все равно: лишь бы не молчать. В конце концов, главное, что он остался жив. А остальное – необязательные нюансы. Ясное дело, Ийен как-нибудь отшутится. Вменяемому мужчине нечего делать возле Порогов, а девушке – и подавно. К вящему удивлению Элая, Ийен не стала отшучиваться.
– Я пришла сюда, чтобы поговорить с тобой с глазу на глаз, Элай, – сказала она без тени улыбки.
У Элая не поэтически заурчало в животе от тоски и дурных предчувствий. Внезапно то липкое, илистое помрачение души, что толкнуло его на мольбу Великой Матери, вновь ожило и цепкие щупальца миров зла зашарили по его коже, проникая в каждую ее пору, пробираясь в самые отдаленные уголки мозга, оплетая чувства паутиной предопределенности.
Элай не мог вымолвить ни слова. Его худшие опасения сбывались. Эта девушка – не случайность. Сейчас Великая Мать потребует с него плату за спасение… .
– Еще вчера я узнала, что вы собираетесь к Порогам на рыбалку. И я решила, что это прекрасное место для разговора без свидетелей, – продолжала Ийен, приветливо глядя в глаза Элаю.
– Еще вчера? – переспросил Элай.
Это «вчера» немного успокоило его. Вчера он еще и не думал взывать к Тайа-Ароан. Вчера наставник учил его истории и высшему счету, потом они с Вадой дулись в кости…
– Да, вчера вечером. А сегодня утром я уже ждала вас здесь.
– Это хорошо, что ждала, – сказал Элай с вымученной улыбкой. – А зачем? Что ты, собственно, хотела мне сказать?
Улыбнувшись одними губами, Ийен безмолвно приблизилась к Элаю, обвила шею юноши руками и ее уста прильнули к его недоуменным устам, склоняя к долгому поцелую. – Люби меня и это будет ответом, – шепнула Ийен.
«Надо же как неожиданно. Она что, шлюха? Но какая, Хуммер ее раздери, хорошенькая! У них на севере что, все такие?», – недоумевал Элай, когда последний страстный вздох слетел с его горячих губ и Ийен положила голову ему грудь.
– Я знала, что будет так, – сказала Ийен.
– Так это и был тот самый разговор, ради которого ты проторчала на берегу так долго? – спросил Элай, вяло поглаживая золотую головку девушки. – Это было только его начало.
– Может, тогда продолжим? – Элай требовательно положил руку на грудь Ийен. – Мне многое нужно тебе сказать…
– Постой, Элай. Не будь таким нетерпеливым! – хохотнула Ийен, мягко отводя руку юноши.
– Почему нет? Знаешь, Ийен, ты очень красивая. У меня таких раньше не было. И я снова хочу тебя, – настаивал Элай. – Есть женщины, по сравнению с которыми я дурнушка. – Не говори ерунды, Ийен!
– Ты мне не веришь?
– Конечно нет! Что ты думаешь, я баб не видел? Иди ко мне, моя сладкая. Не будь упрямой. А потом мы поедем в Орин и мой отец даст тебе кучу денег. А? Нравится? Ну иди же, давай, у меня внутри все горит…
– Постой, Элай! – строго сказала Ийен. – Перед тем как мы сделаем это снова, взгляни-ка вот сюда, – и с этими словами она протянула Элаю бронзовое зеркало.
В досаде закусив губу, Элай приподнялся, принял зеркало и нехотя положил его себе на колени.
Бронзовое зеркало никак нельзя было назвать диковиной. Он, сын гиазира свела, мог вымостить такими путь из трапезной в свою опочивальню. Элай с трудом скрыл свое разочарование.
– Ну зеркало. И что с того?
– Взгляни в него. Не бойся.
Элаю стоило многих трудов скрыть раздражение. "Ну чего она прицепилась, да еще так некстати! Неужто думает, что я рожи своей никогда не видел? "
Но своей рожи в зеркале Элай не увидел. Из зеркала на него смотрела женщина.
Назвать ее красивой значило бы не сказать о ней ничего. Ее бездонные черные глаза лучились неведомой силой, губы сулили блаженство, ее дивные волосы были серебристыми, словно мех песца, а шея тонка и сильна, словно лебединая. Весь облик женщины был проникнут изяществом и напоен волшебством. Элай готов был поклясться: смертные женщины не бывают такими… такими… зовущими и одновременно недостижимыми.
