Дамскими уборными назывались маленькие комнатки, отделенные от бальных зал нешироким коридором. Считалось, что эти помещеньица предназначены для того, чтобы женщины могли там отдохнуть и привести себя в порядок, если в туалете приключится какая-либо неприятность. А чтобы кто-нибудь невзначай не зашел и не смутил дамскую стыдливость, двери имели прочные засовы. Трудно ли догадаться, для чего на самом деле использовались эти комнаты в век просвещения и свободы?
В самом разгаре праздника Энтони поманила одна из масок – на весенних маскарадах все бывало наоборот, не кавалеры выбирали дам, а дамы кавалеров. Незнакомка была наряжена цыганкой, если можно вообразить себе цыганку, одетую в тайские шелка и благоухающую восточными духами по двадцать фунтов за флакончик. После огненного фуэго, от которого кровь вскипает, как игристое вино, его загадочная партнерша скользнула в коридор, отомкнула ключом одну из дамских комнаток. Ему бы насторожиться, ибо снаружи комнатки эти не запирались, у них и замков-то не было – а он и внимания не обратил.
Прекрасная незнакомка оказалась не склонной к галантным ухаживаниям и долгим разговорам, а жестом велела задвинуть засов и налила два стакана вина. Они начали целоваться после первых же глотков, и, едва осушив стакан, дама потянула его к небольшой затейливой кушетке. Энтони покоробила эта прямота – по правилам хорошего тона, ей следовало бы сперва посопротивляться – впрочем, совсем чуть-чуть покоробила, тем более что внутри поднялась такая волна… «А винцо-то со смыслом!» – подумал он. Немножко обидно, что ему подсовывают возбуждающее снадобье, как какому-нибудь толстому судейскому, ну да с этим после разберемся. Дама прямо-таки изнывала от нетерпения, а с ним самим творилось такое, что лучше и не описывать. Потому-то он и не смог остановиться, когда заподозрил, что имеет дело с девственницей. Хотел, да не смог…
– …Дура! – зло говорил Бейсингем четверть часа спустя. – Зачем тебе это понадобилось? Вообразила себя взрослой? Или ты думаешь, что теперь я женюсь на тебе?
– Жениться на мне вы не сможете, милорд, – голос, путавшийся в ткани маски, был знакомым и незнакомым одновременно. – Даже если очень захотите, не сможете. Но я тронута вашим благородством, хоть проповедь ваша на меня и не подействовала…
– Ты кем себя воображаешь? – окончательно рассердился Энтони и бесцеремонно сорвал с наглой девчонки маску. Рука еще не закончила движение, а ноги уже сами собой сгибались в придворном поклоне, раньше, чем голова успела что-либо сообразить. Дама коротко засмеялась и, не дав выпрямиться, быстрым движением сняла с него маску и снова потянула к себе. «Да что же это такое творится?!» – подумал Энтони перед тем, как новая волна, нахлынув, вышибла все мысли из головы.
Элизабет Монтазьен, ставшая шесть лет назад королевой Трогармарка, лет с четырнадцати считалась самой красивой женщиной столицы. Взрослея, она все хорошела, и даже бывалые путешественники, объездившие полмира, говорили, что в пределах бывшей Империи не видели дамы прекрасней. Само собой, Бейсингем, как и прочие генералы, принадлежал к числу «рыцарей королевы», но добиваться ее расположения ему почему-то не хотелось. Ни лояльность, ни порядочность тут были ни при чем – ну не притягивала Бейсингема Элизабет, и все тут! Странно даже, ведь он не испытывал неприязни к блондинкам с карими глазами, (впрочем, как и к брюнеткам, шатенкам и рыжим, голубоглазым, зеленоглазым и темно-оким), но не было в королеве той притягательной женственности, от которой мужчины сходят с ума.
Похоже, он оказался не одинок в этой своей отстраненности. Прекрасная Элизабет имела стойкую репутацию целомудренной женщины. Даже записной светский сплетник не смог бы утверждать, что Его Величество украшен собачьим хвостом. Но каков сюрприз: оказывается, прелестная Бетти куда более целомудренна, чем можно предположить! Вот в чем секрет ее недостаточной притягательности – она, оказывается, до сих пор девица. Но как же она оказалась хороша, как невозможно, невероятно хороша!
…А королева смеялась.
– Право, герцог, вам идет удивление – вы так забавны… Налейте вина, только не этого, другого… И сядьте, наконец, мне неудобно на вас смотреть!
– Ваше Величество! – выдохнул Энтони, протягивая ей стакан и устраиваясь на низеньком пуфике так, что их лица были вровень. – Я не понимаю… Как такое может быть?
– Очень просто! Его Величество принадлежит к числу тех, кто охотнее работает на чужом поле, причем плодородным землям предпочитает каменистые. По-видимому, он из тех птиц, что не поют в неволе. А я не желаю, как в известном романе, договариваться с его… гм, «дамой»… и во тьме кромешной занимать ее место. Да и трудновато бы мне при этом пришлось. Я ждала шесть лет и не дождалась. Что ж, если так, то его поле вспашете вы.
На несколько мгновений Энтони превратился в каменную статую, аллегорию раздумья. Слишком уж оглушающими были новости. Леон Третий отнюдь не имел репутации верного супруга, его фаворитки были всем известны – но кто бы мог подумать, что при этом он обходит свою жену? А уж что касается каменистой почвы… Данной метафорой обозначались склонности, за которые во времена Трогара, со свойственным тому времени грубым остроумием, сажали на кол. Но Леон никогда ни в чем подобном не был замечен, изящные юноши не кидали в его сторону томных взглядов…
– Кстати, насчет вашего фамильного мужского средства, – тем временем продолжала королева, – попрошу меня от него избавить. Я не монашка. Трогармарку нужен наследник и, по возможности, не один. Я не собираюсь давать Леону повод развестись со мной.
Энтони покраснел, ибо Элизабет коснулась вещей, говорить о которых было не принято. Действительно, из поколения в поколение лекари семьи Бейсингемов изготавливали айвилу рецепт которой, вывезенный давным-давно с Востока, был фамильной тайной. Семейная легенда гласила, что причиной всему стала связь одного из Бейсингемов, беспутного повесы Эдуарда, с монахиней. Та забеременела, дело вышло наружу. Король помиловал провинившегося герцога, для Эдуарда все ограничилось временным удалением от двора и церковным покаянием. Но его подруге пришлось куда хуже. Священный Трибунал, не в силах заполучить виновника позора, отыгрался на ней. Монахиня исчезла. Мучимый совестью и запоздалым раскаянием, Эдуард употребил все связи, истратил уйму золота – и ничего не добился. А ведь ходили слухи, что в таких случаях женщину, оскорбившую церковь, замуровывают в монастырской стене…
Тогда-то Эдуард и дал клятву – никогда не причинять женщинам подобных неприятностей. Он слышал о некоем восточном средстве: если мужчина выпьет глоток за несколько часов до того, как пойдет к даме, та будет в полной безопасности. Один из его лекарей отправился в Дар-Эзру и действительно привез оттуда рецепт. С тех пор айвила надежно предохраняла любовниц Бейсингемов от нежелательной беременности… впрочем, и от желанной тоже. Есть ведь и такой способ выйти замуж.
