В результате друзья сидели придавленные открывшейся правдой. Если история о Короле оказалась… совсем не такой чистой и светлой, как они привыкли считать, то чему же вообще можно верить?
Это поразило всех. Как ни любили говорить некоторые из них, что не верят в благородство и бескорыстие, но каждый втайне верил в Короля, как в то, что добро все равно всегда побеждает. Раз был когда-то такой Король, значит, действительно возможна и справедливость, и лучшая жизнь… Золотой век – торжество всего самого лучшего.
– И Королю, похоже, было невыносимо видеть рядом с собой постоянное напоминание о его предательстве, – с трудом и спустя довольно большое время продолжил Златко. – Это я о моем предке. Вот он и отослал его в эти земли… Ведь тогда это была даль дальняя. Сюда и дорог-то не было. Так, направления. Эти земли… деньги на этот замок, – губы Бэррина невольно скривились, когда он обводил жестом обстановку вокруг, – и конечно же эти проклятые синие крылья – это плата за предательство. За подлость, убийство и предательство. И я, тот, кто так гордился своим происхождением, вынужден признать, что являюсь потомком предателя, душегуба и клятвопреступника.
Горечь в голосе Златко можно было просто резать ножом. И все прекрасно понимали, каково сейчас их другу. Ведь у каждого свои принципы и свои «киты», на которых держится их мир. Для Златко это была вера в истинное благородство его крови, как и для остальных Бэрринов, гордых тем, что их род возник еще при Короле Всех Людей, и их предки якобы никогда не преступали принципов, когда-то им озвученных. Нет, Бэррины не были фанатиками, но в них было много, очень много от самоотверженных паладинов чести. Не уступать в жизни ни на шаг. Идеи дороже жизни… И все в таком роде.
– Златко… – голос Ивы дрогнул, – нельзя так. Это же было так давно… – Она не знала, что сказать. Но в одном не усомнилась: Синекрылый после его откровений не стал для нее хуже ни на капельку. Это по-прежнему был их Златко. И ему было плохо.
– Не только это… – вздохнул Калли. – Для эльфов века не имеют значения, но, Златко, один поступок не перечеркивает всего. Да, то, как поступил твой предок, ужасно. И разрушает многое из того, во что ты… да и я, все мы верили, но нисколько не умаляет того, что было сделано хорошего. Ведь и до этого, и после Родрик Бэррин сотни и сотни раз спасал, лечил, вставал на сторону справедливости… Разве этого мало? Иногда говорят, что есть вещи, которых не искупить, а я всегда представляю весы, и поступки на них как яблоки. Некоторые и правда тяжелее других, но все равно… Если на одной чаше много «яблок», а на другой мало, пусть они и тяжелые, то первая все равно перевесит. И у Родрика на той чаше весов, где взвешивается добро, куда больше «яблок», да и у всего твоего рода тоже. Так что теперь, страдать? Он выполнял приказ. Да, наверное, он мог бы отказаться от такого задания… Но не мы были в той ситуации. Возможно, тогда Родрик не посмел поступить иначе, он не смог предать своего сюзерена. Кто знает, откажись он – это принесло бы еще больше бед. Да, он пожертвовал частью принципов, но не предал своих. Без веской причины Родрик вряд ли пошел бы на такое, равно как и сам Король… Что тебе сказал Адриан? Не осуждай. Они свое отжили. Просто живи достойно. Вот и все. Это и станет твоим вкладом на чашу весов, где взвешиваются добрые дела твоего рода.
– Сожалениями делу не поможешь, – согласно буркнул Грым. – Приказ есть приказ. На деле с чистыми руками остаются только трусы. А сильным приходится совершать то, от чего всякие чистюли морду воротят.
– Присоединяюсь ко всем высказавшимся, – нахмурилась гаргулья. – И понимаю, что тебе сейчас нелегко. Но ты сильный, так что справишься. А сейчас есть более насущные проблемы. Я ведь правильно понимаю – шаман отомстил? Все, кто жили после Родрика и имели эти синие крылья, умирали совсем молодыми. В этом же суть проклятия, да?
– Не совсем так. – Златко говорил все равно замедленно, будто пребывал на грани сознания. – Синие крылья – действительно знак, что ли… Те, кто проклят, обладают этими крыльями… и магическим даром. Подозреваю, что крылья или подпитываются за счет магии, или просто не могут возникнуть, поскольку им как бы уцепиться не за что, если нет колдовства в человеке. И собственно на них наложено это проклятие. Не знаю, как это удалось Эзгио, но рассчитал он все правильно. И логично. Ведь эти крылья – плата за содеянное. Только если Король сделал их наградой, то шаман… по-другому оценил предательство. Так что месть получилась что надо. Сейчас поясню насколько! – Парень глубоко вздохнул и продолжил: – Помните, я рассказывал, что смерть приходила за Бэрринами с синими крыльями не сразу, а только после того, как они добивались чего-то. Вот вроде жил человек, плохо ли, хорошо, заметно или как мышь серая, и никакое проклятие ему не мешало. А стоило ему добиться чего-то действительно стоящего, как начиналось… Неприятности так и сыпались на него. Теперь я знаю почему. Такое происходило, потому что… каждый из них однажды преступал одно из правил, на которых зиждется наш род и которые провозгласил когда-то Король.
– Шикарно, – почти выдохнул эльф. Он, как любой Светлый, весьма своеобразно относился к морали. – Даже в чем-то благородно. Шаман не тупо проклял весь род. О нет, он решил наказать только тех его представителей, кто… – Тут Калли все-таки вспомнил о такте, оглянулся на Златко и явно переформулировал: – Преступил установленные самими же Бэрринами законы. Ведь твои сородичи всегда истово верили в те принципы, которые провозгласил Король. И если они нарушали их, то, значит, предавали и себя, и его, потому наказание было неотвратимо. Понимаю, Златко, что это история твоего рода, но, согласись, задумка на уровне гениальности.
– Калли! – зашипела Ива.
– А ушастый прав, – хмыкнул Грым. – Хватит кукситься, Синекрылый, лучше поведай, что ты теперь будешь делать. Ты уже придумал, как можно снять твое проклятие?
– Кстати, теперь ты по крайней мере знаешь, как обезопаситься от него, – высказалась Дэй. – Просто не преступай законов чести Короля, и все будет в порядке.
– Я не собираюсь жить по чести только из страха! – тут же вспылил Бэррин.
– Тем более, – пожала плечами гаргулья. Поскольку висела она на балке, то жест выглядел забавно, но друзья давно уже привыкли и даже внимания не обратили. Только Щапа поднял мордочку, огляделся, душераздирающе зевнул и снова уткнулся Иве в колени.
– И правда, Златко, – отозвался эльф, – не кипятись. Если моим сапожкам… – Калли кивнул на свои полусапожки дивного изумрудного цвета, одни из любимых, к слову, – пригрозить, требуя, чтобы они были зеленого цвета, то им от этого не будет ни горячо, ни холодно. Вот и тебе не должно мешать сознание того, что к твоим принципам, которые ты и так не собирался преступать, добавится еще один аргумент этого не делать. А пока лучше ответь на вопрос Грыма: ты уже придумал, как будем снимать проклятие? Или, может, Адриан что-то пишет по этому поводу? – Светлый кивнул на добытый с таким трудом том.
