– Вече еще не созывали, а ты уже кричишь! – с неудовольствием отвечал Секачу Достоян, один из десятников Зимоборовой ближней дружины. – Сам ты и есть первый смутьян! Будто мы не знаем, что ты хочешь теперь Буяра на княжение посадить и при нем воеводой стать! Кабы была на то воля богов, то княгиня Дубравка первым бы сына родила. А теперь Зимобор – старший, ему все и отойдет. И ты эти разговоры не заводи, не смущай дружину.
– А ты мне не указывай! – грубо отозвался Секач. – Я здесь тоже не холоп, свой голос имею. Кого хочу, того и закричу. А там увидим, что народ скажет!
– Сперва послушай, что дружина скажет! Законы разбирать – это тебе не волков за задние ноги да об деревья головой бить! Не твоего ума дело!
Зимобор не оборачивался к спорящим и делал вид, что не слышит их, хотя сидел совсем недалеко. Он понимал, что здесь требуется особая осторожность и каждый шаг, даже каждое слово необходимо выбирать и взвешивать. Секач, понятное дело, встанет на сторону Буяра. При таком князе у него не будет соперников – Секач сделается новым воеводой и, имея князя, приученного во всем его слушаться, будет безраздельно править днепровскими кривичами. А у него есть взрослый сын Красовит. Несомненно, Секач употребит все свое влияние, чтобы оттеснить род Твердичей от смоленского престола. И позволить ему это будет просто предательством по отношению к предкам, которые положили столько сил, чтобы укрепить права своих потомков на власть!
– Вот еще дождемся: как узнает Столпомир полотеский, что у нас старый князь умер, а нового нету, – вот и ждите гостей незваных! – говорили в дружине.
– А что, мир-то у него был с князем Велебором, а теперь его нету, а с новым князем у Столпомира никаких договоров нету! Так всегда бывает – как старые князья перемрут, так новые заново воевать начинают!
– Да разве мы воевать собираемся? – пытался осадить говорунов Судимир, другой Зимоборов десятник. – Не у них в Полотеске ведь князь меняется, а у нас! А мы разве воевать с полочанами хотим, а, Зимобор?
– А это еще посмотреть, кто князем будет! – крикнул Буяр еще прежде, чем Зимобор успел покачать головой. Младшего княжича оскорбило, что десятник обратился прямо к Зимобору, как будто он уже был провозглашен новым князем днепровских кривичей.
– Мы не хотим – они захотят, – с неудовольствием ответил Зимобор. Ему было неприятно сейчас думать о таких вещах, но что толку закрывать глаза на правду? – Как в последнем полотеском походе – когда у них старый князь умер, наши воевать начали, так у нас теперь князь умер – они воевать начнут.
– А вот бы нам их не дожидаться, самим первыми напасть, отхватить у них все волоки и Радегощ! Раз старого князя нету, а у нового с ними договора нету! – заметил Ранослав, сын Велеборова сотника, и подмигнул Зимобору. Он был знатного рода, неоднократно дававшего Смоленску воевод, и хорошо знал по опыту своей семьи, о чем говорит. – Старый-то князь ой хорошо тогда полочан приложил мордами в лужу, мне отец рассказывал! И дядька мой, Будислав Гориярич, чуть в самый Полотеск тогда со своей дружиной не ворвался, князь Столпомир едва-едва из-за моря успел войско привести! А не успел бы – теперь бы под нашей рукой все кривичи были!
– И хорошо, что ты, Зимобор, на их княжне тогда не женился! – подхватил Бровка.
– И были бы у нас все кривические земли вместе, как Кривом завещано!
При этих словах все лица оживились. Объединение всех трех кривичских племен под единой рукой было мечтой, наверное, всех до единого кривичских князей. Всякий, кто чувствовал себя в силе, пытался это сделать, и каждый при этом считал, что выполняет священный завет предков. Основательницами каждого из трех ветвей племени кривичей – изборских, живших у Чудского озера, днепровских и полоцких – называли трех Кривовых дочерей: Прераду, Войдану и Светлину. Дело объединения древних Кривовых земель оборачивалось долгими войнами, кровопролитиями, слезами и разорением; измученные и ослабленные войной князья собирались в святилищах, перед ликами Перуна, Велеса и Макоши[10] заключали мир, отдавали друг другу дочерей в жены, клялись, что «каждый да владеет землей своей отныне и вечно», – и через несколько десятилетий, когда подрастало новое поколение князей и воинов, все начиналось сначала.
Тряхнув головой, Зимобор огляделся и вдруг изумился тому, что в мире ничего не изменилось. Так же бурлила свежая, еще не до конца распустившаяся зелень весны, дышал свежестью месяц ладич, по склонам пологих холмов в изобилии пестрели цветы. Улыбалось яркое небо, словно обещая вот-вот пролить на все живое потоки немыслимого счастья, мелкая прозрачная волна катилась по золотистому песку, ветер задувал ему волосы в лицо – а Зимобору все эти простые вещи казались неестественными. Отца больше нет, а он, Избрана, Буяр, все прочие по-прежнему живы, строят замыслы на будущее, спорят. Они как будто совсем забыли, какая беда погнала их домой раньше срока, хотя только об этой беде, по сути, и говорят.
Подойдя, Зимобор присел на край ковра возле Избраны. Она бросила на него короткий взгляд, но ничего не сказала. Зимобор сорвал травинку, пожевал ее и негромко заметил:
– Сестра, уняла бы ты вашего кабана. И отцу обидно, и нам мало чести. Вся дружина перессорится – чего хорошего?
– Как я буду его унимать – он ведь, кроме отца, никогда никого не слушал.
– То-то и плохо. Сама подумай, ты же умница. – Он придвинулся к сестре и зашептал: – Если Секача слишком близко к престолу подпустить, он, пожалуй, Буяра-то спихнет и сам залезет. Хочешь, чтобы Красовит княжий посох принял?[11]
Избрана только фыркнула и бросила на Зимобора насмешливый взгляд:
– Ой, не знала я, что ты так боязлив, братец мой милый! Наверное, и по ночам под одеяло с головой прячешься? Куда Секачу с его кабаньим рылом на престол? Насмешил бы ты меня, кабы смеяться было можно. Сам же слышал – он князем Буяра хочет!
– Буяра он хочет, потому что не хочет в князья меня! А потом чего он захочет – ты знаешь?
– А что потом будет, потом и увидим! А сейчас он правду говорит! И все вече то же самое скажет. Кто твоя мать была? Все же знают, что твой дед был простой смерд, а уже когда тебя на коня посадили[12], его ради этого родства в старосты выбрали. Ты не на меня обижайся, ты на отца отбижайся теперь, что он тебе матери познатнее не дал! – быстро добавила Избрана, видя, как дрогнуло лицо Зимобора.
– Князем буду я, а не мой дед! – резко ответил он и отбросил травинку. – Я – старший сын, и отец меня признавал своим наследником. Хотите спорить – не со мной будете спорить, а с ним! Готова, красавица? И о чем спорить? Что Буяр – дурак упрямый, каждая собака знает. А ты и не знаешь? Хочешь над собой такого князя иметь?
