– Добрая встреча, – повторил старик. Теперь он стоял, опираясь на посох, в нескольких шагах перед ними и глаза его из-под широких полей шляпы цепко обегали их лица. – Как это занесло вас сюда? Эльф, гном и человек, да еще в эльфийских плащах. Такое не часто увидишь. За этим наверняка скрывается история, которую стоит выслушать.
– Но кто вы? И что привело вас сюда? – спросил Арагорн. – К сожалению, мы спешим. У нас срочное дело.
– А мне хотелось бы все-таки выслушать ваш рассказ о себе. Что же до моего имени... – тут пришелец негромко рассмеялся. Арагорн вздрогнул от неожиданности. Он мог бы поклясться, что слышал этот смех раньше.
– Имя, – продолжал меж тем старик. – Вам приходилось слышать его и раньше, могли бы и вспомнить. А пока поведайте мне, наконец, что привело вас сюда.
Видя, что они молчат, он заговорил снова.
– Похоже, вы в сомнении, стоит ли рассказывать каждому встречному-поперечному о поисках двух молодых невысокликов. Невысокликов, – повторил он, – я сказал именно так. Нечего делать вид, что вы не слыхивали о такой диковинке. Ну что ж, они были здесь, позавчера. У них тут случилась одна неожиданная встреча. Ну как? Наверное хотите знать, где они сейчас? Пожалуй, я и об этом вам расскажу. Только что же мы стоим? Я вижу, вы уже не так спешите. Сядем, а то неудобно разговаривать, – с этими словами он повернулся и сделал шаг к большим камням чуть в стороне. С троих друзей словно спало заклятие. Леголас схватил лук, Арагорн выхватил меч, а Гимли – топор.
Не обращая на это никакого внимания, старик уселся на большой валун. Плащ слегка распахнулся, из-под него снова сверкнули белые одежды.
– Саруман! – вскричал Гимли, кидаясь к нему с занесенным топором. – Говори, где наши друзья? Что ты с ними сделал? Не то я продырявлю твою шляпу так, что даже колдуну не починить!
Старик легко вскочил и показался им высотою с дерево. Серый плащ распахнулся, ярко блеснул белый цвет. Он поднял посох, и топор, вырвавшись из рук Гимли, со звоном упал на камни. Андрил в руках Арагорна запылал, как пламя. Стрела Леголаса со звоном рванулась прямо в небо и исчезла в яркой вспышке.
– Митрандир! – ликующе завопил эльф, бросая лук. – Митрандир!
– И в третий раз скажу я, добрая встреча, Леголас, – ответил эльфу глубокий голос. Шляпа старика исчезла, снежно-белые кудри рассыпались по плечам. Плащ лежал у ног и одежда и одежда сверкала ослепительным серебром. Из-под мохнатых бровей на онемевших спутников смотрели такие знакомые, пронзительные и мудрые с лукавинкой глаза.
– Гэндальф... – несмело произнес Арагорн. – Гэндальф! Ты вернулся! И как раз тогда, когда мы начали терять последнюю надежду. Гэндальф... – Бродяжник задохнулся от волнения. – Я не верю своим глазам, но это ты!
Гимли молча опустился на колени и обнял ноги старика.
– Ну, что же вы, – прежним знакомым голосом сказал маг. – Встань, Гимли, ты ни в чем не виноват. Нет такого оружия, чтобы причинило мне вред. Мы снова вместе, друзья. Хотя шторм и впереди, но сейчас отлив, надо радоваться, – он положил руку на голову гнома и Гимли счастливо рассмеялся.
– Гэндальф! – воскликнул он, – но ты стал белым теперь...
– Да, – ответил маг, – пусть это вас не смущает. Белый цвет – не цвет Сарумана больше. Я прошел сквозь мрак, огонь и воды, многое забыл, многому научился заново. Мне ведомо дальнее, а вот ближнее иногда ускользает. Расскажите мне, что было с вами.
Они долго беседовали на вершине холма. Арагорн рассказал о том, что было с отрядом после Мории, о Лориэне, о плавании по Андуину, о смерти Боромира, о похищении хоббитов. Гэндальфу о Пине и Мерри рассказал Ветробой, снабжавший его новостями. Орел видел их в последний раз до схватки с орками. Следопыт вспомнил огромную птицу, виденную им с вершины Овида в день гибели Боромира. О Фродо маг сказал только, что Враг едва не обнаружил Кольцо, но он помог Хранителю, а теперь Фродо там, где ему уже ничем не поможешь.
– Но с ним пошел Сэм, – сказал Леголас, и это известие очень обрадовало Гэндальфа.
Друзьям очень хотелось узнать, как же случилось, что Гэндальф уцелел после схватки на мосту через морийский ров. Но маг решительно не хотел вспоминать об этом.
– Я и так слишком задержался, – сказал он. – Время не ждет. Все равно, будь у нас даже целый год, я не успел бы рассказать вам всего...
– Ну расскажи хоть немного! – взмолился Гимли. – Что стало с Барлогом?
– Не упоминай его, – сказал Гэндальф, и на мгновение друзьям показалось, что облако боли пробежало по его лицу. Он как-то сразу постарел и осунулся.
– Я долго падал, – сказал он, наконец, медленно, как бы с трудом возвращаясь мыслью в прошлое.– Долго я падал, и он падал вместе со мной. Его огонь охватил меня, я горел. Затем мы упали в пропасть, заполненную черной ледяной водой. Смертный холод сковал мое тело, сердце почти замерзло.
– Темна и непроглядна вода Келед Зарама, и холодны как лед ключи Кибель Налы, – сказал Гимли.
– Но там есть дно. О нем никто не ведает, и туда никогда не проникал луч света, – сказал Гэндальф. – Там, на дне, вода погасила багровый огонь, и Барлог стал скользким чешуйчатым гадом, едва не задушившим меня.
Мы продолжали наше сражение там, где время нашего мира еще не родилось. Наконец он вырвался и скрылся в подземных лабиринтах. Нет, Гимли, эти лабиринты не были творением народа Дарина. Там, на много ниже самых глубоких пещер гномов, мир грызут существа, которым нет имени. Даже Саурон не знает про них. Они старше его и старше меня. Я прошел их дорогами, но чтобы не омрачать свет дня, не скажу о них ни слова. Я не знал пути и был в отчаянии, единственной надеждой был мой враг, и я следовал за ним по пятам. Наконец он привел меня на тайную тропу Казад Дума. Теперь мы все время поднимались, пока не оказались у Бесконечной Лестницы.
– Многие считают, что она существует только в легендах, – сказал Гимли. – А другие думают, что она была, но теперь разрушена.
– Она есть и ничуть не разрушена, – промолвил Гэндальф, – из глубочайшего подземелья до высочайшей вершины идет она, свиваясь в спираль длиною во много тысяч, пока не приводит в Башню Дарина, высеченную в живой скале Зиракзигиль. Это и есть Сильвертина – самая высокая вершина в Туманных горах. Там, над Селебдилом, было одинокое окно в снегу, под ним – узкое пространство, гнездо на головокружительной высоте над туманами мира. Все внизу было покрыто плотными облаками, а в небе пылало страшное безжалостное солнце. Там мой враг вспыхнул снова, и пришлось опять биться с ним. Возможно, в грядущих веках сложат песни о нашем сражении.. – Гэндальф усмехнулся, – хотя о чем можно рассказать в песне?.. Тот, кто наблюдал со стороны за этим поединком, мог видеть молнии, обрушивающиеся на вершину, огненные сполохи, тучи дыма и пара от таявших снегов. Лед плавился и шел горячий дождь. Полыхало пламя и рушились скалы. Наконец, я взял верх и сбросил его вниз. Он упал, разрушив горный склон, а я остался на вершине ни живой, ни мертвый. Тьма была вокруг, мысли и время перестали существовать, и я бродил по дальним дорогам, о которых ничего не могу сказать... Казалось, что проходили века, сознание уходило и возвращалось, я видел спиральную лестницу то разрушенной, то восстановленной вновь. Слабо доносились до меня звуки земли: рождение и смерть, песни и стоны, и вечные вздохи камня. Шли дни и для меня уже не было никакой надежды... А потом прилетел Ветробой. «Видно так уж мне на роду написано, – сказал я ему, – быть твоей ношей...»
