«Дельфин и русалка, дельфин и русалка, не пара, не пара, не пара…» — печальным голосом выводила невидимая нимфа.
— Это смотря какая русалка, — оживился водомер, когда Саади перевел ему строчку из песни. — Однажды в юности я был коротко знаком с водяными девками из болот Южной Бенгалии, так они неплохо уживались с дельфинами. Чем хороши дельфины? Во-первых, работящие они. Кроме того, не жуют шишу и не пьют тростниковую водку…
Дальнейшие размышления водомера прервал коренастый пухлый человек, сидевший на переднем месте в стеклянном чане. До того он торчал в окне ровно, вцепившись руками в штурвал, с дымящейся белой палочкой, прилипшей к нижней губе. Рахмани еще раньше догадался, что курильщик у штурвала — главный кормчий. Чародей или даже оракул. Вероятно, чародей вез в своей прозрачной повозке пленников или провинившихся вассальных работников. Потому что он так и не выпустил их наружу, зато открыл узкую дверцу и выбрался сам.
— Сдается мне все-таки, дом Саади, здешние жители никогда не видели водомера, — робко предположил бывший вор. — Чего они так выпучились на меня?
— Возможно, ты оскорбляешь их тонкий вкус своей волосатой синей рожей, — рассудил Саади. — Слезай со столба и немедленно изобрази почтение!
Женщины и мужчины продолжали липнуть к стеклу. Круглый хозяин повозки бесстрашно шагнул на тротуар. На нем были серые узкие штаны, не удобные ни для боя, ни для путешествий, ни для работы. И белая сорочка, годная лишь для изнеженного аристократа. Похожую расшитую сорочку Рахмани однажды видел на галльском кронпринце, когда тот махал платочком из своей кареты, запряженной шестью редчайшими ламами-альбиносами.
В упор разглядывая Рахмани, местный «кронпринц» сунул в рот следующую белую палочку, и вдруг — о чудо! — в его кулаке заплясал язычок пламени. Сердце Рахмани забилось сильнее. Неужели он встретил брата-огнепоклонника? Но он тут же понял, что ошибся. Это было всего лишь усовершенствованное огниво.
— Ну, братишка, ты самый клевый фрик за последнюю пятилетку, — добродушно ухмыляясь, сообщил чародей. — Давно такого прикида не встречал. Слышь, ты с нами не щелкнешься по-быстрому, а? Пока менты не засекли, что я на мосту застрял.
— Щелкнешься? — механически повторил Ловец.
— Ну да, пять сек, — терпеливо продолжал волшебник. — Я, вишь, группу из Беларуси таскаю, народ забавный, простой. А кстати, не хочешь с нами, в Пушкин притопим? «Сайгон» вспомним, хиповые денечки…
Рахмани хотел ответить, что глубоко благодарен за предложение прокатиться, но тут слова застряли у него в глотке. Потому что следом за дымящим богачом в белом шелке на землю спрыгнула светловолосая девица с почти голыми ногами и грудью. Из уха ко рту у нее тянулась черная змейка.
— Зема, потрясно! — Она показала Рахмани оттопыренный большой палец, подскочила к нему сбоку и обняла за талию. — Он — просто бэст! Зема, офигеть, у него реальная сабля на спине! А шузы какие, и кольчуга! Да ты весь мокрый, купался, что ли? Ой, ребята, вы — толкинисты?
— Дом Саади, почему ты ее не пристукнешь? — жалобно поинтересовался водомер. — У меня от ее визгливого голоса зубы ноют…
Хозяин стеклянного экипажа приложил к глазу черную коробочку, щелкнул, ослепив ловца неожиданной вспышкой, и удовлетворенно крякнул. Саади забыл, как дышать. Белокурая чаровница жалась к нему то слева, то справа, выгибаясь, как распутная жрица, а крепыш продолжал щелкать черной коробочкой. Рахмани не мог жестоко оттолкнуть женщину, тем более что она была безоружна и от нее совершенно не пахло агрессией. Люди в аквариуме загомонили, перекрыв слова песни, и принялись щелкать разноцветными коробочками. Словно по команде, они достали… живые Камни пути и стали с ними говорить.
— Дом Саади, что это? — простонал Два Мизинца, спрятавшись за столбом.
Рахмани задохнулся от благоговейного трепета. Похоже, у каждого мальчишки на четвертой тверди был свой живой Камень! Тяжело осмыслить и принять такую истину, однако редкие, ценные подарки, стоившие на твердях уршада гораздо дороже жизни, здешние маги таскали с собой, словно дешевые костяные побрякушки!
— Мы ищем лучшего знахаря в этом городе. — Саади отважился обратиться к кормчему. — Один мой друг ранен, а в другом поселился уршад.
Человек в белой сорочке не сбежал. Девушка тоже не убежала.
— Что такое уршад? — спросили они.
Ловец и водомер переглянулись. Происходило нечто невероятное. Эти люди не знали о самой страшной заразе, потихоньку выгрызавшей целые города!
— В моем друге — сахарная голова, — внятно повторил Саади. — Еще есть время его спасти.
— Уршад, уршад… Это по-каковски будет? На словацком, на чешском? — растерялся хозяин стеклянного куба. — Вы про рак толкуете? Или про глистов?
— А насчет раненого… Вам, наверное, нужен хирург? У вас травма или… ой, огнестрельное? — округлила глазки девушка. Рахмани изо всех сил старался не смотреть на ее голые ноги. Впервые в жизни он видел, чтобы молодая женщина столь непринужденно вела себя в окружении мужчин.
— Что такое «травма»? — задумался Рахмани.
— А впрочем, лучше давайте я вам нарисую. — Девица вырвала откуда-то листочек бумаги, быстро начирикала пару слов и протянула Рахмани: — Это телефон больницы Эрисмана, на Петроградской, где речка Карповка. Э-рис-ма-на, я вам пишу, запомните? Конечно, есть травма и ближе, но в Первом меде я уверена. Сегодня на хирургии дежурит мой брат, спросите Анатолия Ромашку. Он просто офигеет… Он вам непременно поможет. Нет, ну это отпад, у чувака не дреды, а реальные кудри такой длины!.. Вы запомнили? Будете брать машину — скажите шоферу, чтоб подъезжал со стороны Карповки, иначе там идти далеко… Ну что, Земочка, покатили?
Земочка подмигнул Рахмани, выпустил клуб дыма и решительно полез к штурвалу. Его пленники за стеклянной стеной лихорадочно щелкали своими Камнями пути, наводя круглые окошки на путешественников.
— Какие обходительные и ласковые люди, — мечтательно вздохнул водомер, когда повозка отъехала, обдав его выхлопами. — Куда мы пойдем, дом Саади? К хи-хирургу?..
— И язык у них необычный, — покачал головой Ловец. — У них уршады называются глистами… Идем искать перевозчика. Надо отвезти Зорана к этому… знахарю Эрис-ма-ну на реку Кар-пов-ку. Очевидно, великого знахаря все тут знают.
— Мне не слишком нравится, когда о лекаре говорят, будто он лечит все болезни… — проворчал себе под нос Два Мизинца. — Ты ведь помнишь, дом Саади, как поступают в нашем Гагене с теми, кто лечит все болезни?
Рахмани невольно вздрогнул.
В королевстве славного Георга с колдунов охотно сдирали кожу.