— Хорошо.— Деркэто прищурилась, оценивающе глядя на нее.— Тогда слушай меня внимательно. Мы не можем терять ни мгновения и потому начнем немедленно. Вернувшись отсюда домой, ты захвораешь, но не бойся. Твой дух отойдет от тела тихо и безболезненно,— сказала она с усмешкой, от которой у девушки похолодело внутри.— Это необходимо для того, чтобы в нужное время твоя душа оказалась рядом со мной. Надеюсь, я говорю достаточно ясно? Ты не должна пропустить миг собственного рождения, иначе все пропало! — Девушка лихорадочно кивнула и провела языком по пересохшим губам.— Но ты не бойся,— вновь повторила богиня,— все пройдет нормально, я уверена в этом. Опасность кроется в другом,— задумчиво сказала она и тут же добавила: — Мир вообще полон опасностей, а Конан вовсе не домосед!
— Он великий воин!— восторженно воскликнула девушка, тут же позабыв обо всем, кроме гордости за любимого.
— Он великий воин,— вторя ей, согласилась Деркэто,— а это значит, что его могут убить, и, если ему суждено было жениться на рабыне, ты проведешь свою жизнь в рабстве, так и не встретившись с ним.— Она со значением посмотрела в глаза просительнице и умолкла, давая ей время подумать.— А теперь решай!
— Я согласна!
* * *
Солнце стояло в зените, но в густой, словно сумерки, тени выросшего под выступом скалы раскидистого платана царила приятная прохлада, а налетавший время от времени несильный ветерок приносил ласкающую тело свежесть.
— И все-таки ты уходишь…
Голос говорившей оказался низким, но, несмотря на едва заметную хрипотцу, прозвучал среди стрекотания прятавшихся в траве насекомых бархатисто и нежно.
— Да,— просто ответил Конан, поднял с земли свой верный меч и взвесил его на руках.
Потертые ножны отливали вишневым в солнечных лучах, словно впитали в себя всю ту кровь, что пролил покоившийся внутри клинок.
— Ты твердо решил?— Глаза говорившей еще светились слабым отблеском надежды.— Я надеялась, ты передумаешь,— с нескрываемой грустью сказала она, вставая, и шагнула к нему, но киммериец лишь отрицательно покачал головой.
Он давно сказал себе, что уйдет непременно, но, разрази его гром, если испытываемое им сейчас чувство можно было назвать радостью! Однако он принял решение и вовсе не собирался его менять.
— Поцелуй меня… На прощание,— попросила женщина с несвойственной ей робостью, и киммериец не смог отказать ей.
Ее прощальный поцелуй оказался необычно нежен, быть может, именно потому, что был последним, но, едва губы двух людей соединились, Конан ощутил в нем и нечто особенное, чего никогда не чувствовал прежде. На беду свою, он не сумел сразу разобраться в собственных ощущениях, а когда понял, что к чему, было уже поздно. Ее невинная с виду нежность оказалась той крохотной песчинкой, которой, упав, суждено вызвать сметающую все на своем пути лавину, и если уж она сдвинулась, то сдержать ее невозможно ничем. Слишком поздно молодой варвар осознал коварство богини и все-таки попытался бороться со стремительно набиравшим силу желанием остаться с ней еще на день, прекрасно представляя себе, чем эта уступка неизбежно должна закончиться. А он-то, простак, думал, что она хочет всего лишь подарить ему прощальную ласку! Ему и в голову не пришло, что он может попасть в коварную ловушку!
С усилием он заставил себя оторваться от ее пьянящих, лишающих воли губ, но вопреки ожиданиям это лишь усилило муку, породив непреодолимое желание вновь припасть к ним. Он поборол и эту слабость и даже заставил себя сделать шаг назад, но с удивлением обнаружил, что на самом деле лишь плотнее придвинулся к искусительнице. Несмотря ни на что, он не собирался сдаваться, но, когда она заглянула киммерийцу в глаза и томно простонала своим низким, бархатистым, ласкающим слух голосом: «Ко-на-ан!»,— то звук ее голоса оказался той последней лаской, сладкой волной прокатившейся по напряженному телу, после которой, он знал это, уже нет пути назад.
Неуловимым движением она взяла его руку, прижала к своей груди, и, когда огненный вихрь полыхнул внутри, Конан понял, что опять проиграл. К Нергалу!
Словно обезумев, киммериец сжал ее в объятиях.
— Деркэто!
Он сам не понял, сказал он это или подумал, что сказал, но только богиня услышала его призыв, и не сдерживаемое больше ничем пламя ее страсти бурно выплеснулось наружу. Он почувствовал на себе ее неистовые, сводящие с ума объятия, и мир перестал существовать, рассыпавшись снопом разноцветных искр и полыхающих жаром огненных шаров. Они же, став единым целым, помчались среди этого буйства красок, проносясь мимо сжигавших их светил, пока не почувствовали, что и этот мир неустойчив и разлетается фейерверком ярчайших взрывов, все сильнее сотрясающих их тела, грозя смять, уничтожить.
* * *
— Так все-таки ты уходишь!
Слова были теми же, да и голос тот же, но теперь в нем звучала не нежность, а отчаяние и порожденная ею горечь.
— Ухожу,— ответил Конан, прикрепляя меч на его законное место за спиной.
— Ты все-таки решился…— Несмотря ни на что, она еще не верила до конца в его уход.— Я так надеялась, что ты передумаешь! Ты даже не знаешь, как много я могла бы тебе дать!
Пытаясь удержать киммерийца, она даже не поняла, как унижает себя, но, на ее счастье, и он не подумал об этом.
— Мне не нужны подарки!— отрезал Конан.— Я привык брать то, что мне нужно, сам!
Закусив губу, она шагнула к нему, и хотя на этот раз в ее действиях не было скрытого подвоха, а лишь искреннее желание проститься, киммериец отрицательно покачал головой. Быть может, это недоверие и породило ее гнев? Как?! Она, Богиня Страсти, просит его о любви как о милости, а он, простой смертный, отказывает ей!
— Да знаешь ли ты, что я могу сделать с тобой?!— воскликнула она, надменно взглянув на него.
Конан обернулся, увидел, как невероятно она хороша, и на миг у него появилась мысль, а не плюнуть ли на все? В конце концов, много ли радостей у человека в жизни? Одну из них ему предлагают даром, просто за то, что он есть, а может быть, и не одну… Если бы еще Деркэто смогла понять, что для него жизнь — это приключение, ежедневная борьба, полная смертельной опасности, а уже потом любовь и сытный стол. Но без борьбы он не может! Иначе он просто загнется от тоски! Но она не понимает… Он тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение. Как бы ни обернулось дело, но он знает, что на этот раз не потерпит поражения.
Улыбаясь, он медленно пошел назад, а она смотрела на него во все глаза, позабыв об отчаянии и гневе, не зная, чего ожидать от проклятого киммерийского варвара, в которого Рок угораздил ее влюбиться. В ней опять родилась надежда, робкая и неверная, и Деркэто, гордая и прекрасная, как несбыточная мечта, стояла и ждала, боясь вспугнуть ее. Конан остановился в полушаге, обнял богиню, притянул к себе, заглянул в глаза, и в них она прочла ответ.
