Шарлиз вновь приложила ладони к шершавой поверхности. Она не могла заглянуть за эту оболочку магическим зрением, но руки явно ощущали отчаянные удары, доносящиеся изнутри. Тварёныш пытался выбраться наружу. Скорее всего, почувствовал гибель матери, вряд ли время могло так совпасть естественным путём. Но скорлупа ещё слишком твёрдая, сам грифоныш не выберется.
Не беда. У него будет помощь.
Оглядевшись, ведьма взяла один из гоблинских топоров, взвесила в руках. Огромен и чудовищно неуклюж, но Шарлиз была гораздо сильнее, чем можно было предположить, глядя на её скромный рост. Топором женщина орудовала осторожно, отдавая себе отчёт, что ни в коем случае нельзя повредить птенца. Скорлупа не поддавалась. Из чего бы ни была сделана оболочка яйца, магически усиленные доспехи ей и в подмётки не годились. В конце концов ведьма плюнула на деликатность, ударила со всей силы, широко размахнувшись и едва не упав, когда инерция огромного топора повела её в сторону. На скорлупе появилась тонкая трещина. Отбросив оружие гоблина, Шарлиз зачарованно смотрела, как под отчаянными, беспрерывными ударами изнутри трещина всё больше и больше расширяется. Затем, очнувшись, принялась ритмичными пинками помогать рвущемуся на волю птенцу, не замечая, что выкрикивает что-то подбадривающее и успокаивающее одновременно:
— Ну же, ну! Вот молодец! Ещё немножко...
Ведьма выхватила кинжал и, всунув в щель, использовала как рычаг, откалывая кусок скорлупы. В образовавшийся проём тут же высунулся мокрый клюв, затем яйцо вздрогнуло от последнего натиска и вдруг распалось, заставив своего обитателя с протестующим «Мияу!» вывалиться прямо под ноги лучнице.
Шарлиз стремительно отпрянула, в некоторой растерянности глядя на ворочающегося на камнях новорождённого. И это — грифон?
Сложно было представить себе зрелище, менее напоминающее могучего властелина небес. Мокрое, неловкое, с какими-то жалкими клочьями вместо роскошных перьев, существо напоминало чёрно-рыжего телёнка, неуклюже волочащего за собой крылья и при этом жалобно мяукающего.
Щёлкнул совсем не кажущийся страшным клюв. Ноги птенца, похожие на кошачьи лапы, разъехались в стороны, и существо ткнулось головой в колени Шарлиз. Шарлиз опустила руку к кошелю, но вторая её рука почти против воли опустилась на широкий лоб. В птенце жила магия. Дикое, изначальное волшебство, мягко и доверчиво ткнувшееся в пальцы ведьме. Этого будет более чем достаточно, чтобы завершить плетение, пускай в итоге оно окажется несколько другим, чем она рассчитывала.
Шарлиз вытянула сеть смерти. А птенец, кое-как встав на ноги, задрал голову, состоявшую, казалось, только из синевато-стального клюва и огромных жёлто-карих глаз.
— Мр-р-рур-р-р?
У лучницы опустились руки. И это — основа заклинания? Это — цель и вершина пятнадцатилетнего плетения, замешанного на крови и смерти? Если она сейчас набросит сеть, то проклятие поразит не грифона-убийцу, а вот этого маленького... И почему он мяукает? Разве он не должен орать, как нормальная птица? Разве...
«Дура!» — Шарлиз рывком взнуздала растерянные, бесцельные мысли. Или она забыла, что вырастает из таких вот маленьких? Это не птенец, это грифоныш. Если не будет таких, как он, то не будет и взрослых грифонов, которые нападают на проходящих мимо путников. Надо заканчивать с этим!
Шарлиз вскинула сеть. Низким грудным мотивом зазвенел наговор, который должен будет облегчить становление заклинания...
А твареныш вдруг чихнул и, не выдержав такого потрясения, сел на задние ноги.
— Миу!!!
Глотая проклятия, ведьма скомкала паутину. Затем, подумав, вновь расправила и свернула. Аккуратно. Ещё не всё потеряно. Она не зря потратила столько времени на изучение повадок этих тварей. Грифоны не заводят птенцов в одиночку, они растят детей парами. Где-то поблизости должен охотиться папаша, и ведьме всего лишь нужно оставаться рядом с гнездом, пока он не прилетит с добычей. Тогда она и совершит задуманное.
Шарлиз резко развернулась, заставив птенца с возмущённым писком распластаться на камнях, и пошла прочь. За её спиной новорождённый грифоныш запрокинул голову и принялся испускать одну жалостливую руладу за другой.
Она сдалась через два часа. Вопли птенца могли расшатать нервы даже железного голема, не говоря уже о живой женщине, вполне способной оглохнуть от подобного издевательства. Ведьма, ругаясь сквозь зубы, покинула с таким трудом обустроенную засаду.
Птенец, завидев приближающуюся с явным намерением прибить его лучницу, прекратил голосить и на заплетающихся ногах бросился ей навстречу. Не по-кошачьи повизгивая от радости.
Шарлиз была несколько ошарашена изменениями, произошедшими в его внешности. С того момента, как несуразное создание вывалилось из яйца, оно успело высохнуть, и голый заморыш исчез. Теперь тварёныш напоминал солнечно-жёлтого цыплёнка. Или котёнка? Ведьма попыталась оттолкнуть от себя исполненного энтузиазма паршивца и поразилась, насколько мягким оказался золотистый цыплячий пух.
А ещё он мурлыкал. Низкое, басовитое «Фр-р-р-р» буквально сотрясало прижимающееся к её боку тело, а глаза щурились от чистого, ничем не омрачённого счастья. Плоская, украшенная изящным клювом морда ткнулась ей в бок раз, другой, мурлыканье стало почти отчаянным. И Шарлиз сдалась. Убить она его не может, терпеть вопли — тем более, значит, придётся что-то делать. Цыплёнок вновь ткнулся лбом, чуть не свалив лучницу с ног, и женщина тоскливо огляделась. Она ведь выкормила уже одного грудного младенца... Лет этак двадцать назад. Справится и теперь. Только как?
За все годы сбора информации о привычках и повадках крылатых тварей Шарлиз так ни разу и не пришло в голову поинтересоваться, чем же надо кормить только что вылупившихся из яйца грифонят?
Ругаясь на каждом шагу и отпихивая норовящего свалить её с ног восторженного цыплёнка, Шарлиз добралась до места, где лежали трупы. О том, зачем ей это делать, лучница предпочитала не задумываться. Казалось, в теле Шарлиз проснулась ото сна какая-то иная, давно уже ушедшая в небытие женщина, и ни логика, ни чувства не имели к ней никакого отношения. Она просто была. А ребёнок хотел есть. Конец истории.
К вопросу нахождения приемлемого корма ведьма решила подойти с точки зрения презираемого академическими магами метода ползучего эмпиризма. Довольно быстро выяснилось, что припасы гоблинов, как и их останки, не вызывают у цыплёнка энтузиазма. Ничего удивительно, Шарлиз бы тоже не стала кушать эту гадость.
Какие есть ещё варианты?
На этот раз вид поверженного врага не вызвал ни ярости, ни ненависти — лучница только вяло пнула ногой то, что топоры оставили от грифонихи, а затем, используя в качестве рычага толстое гоблинское копьё, передвинула тело, чтобы получить доступ к брюху. Мелкий вертелся под руками и везде совал свой клюв, так что осмотр занял куда больше времени, чем мог бы. В конце концов Шарлиз пришла к выводу, что никаких молочных желёз у грифонов нет.
