Наверно. Но радости не было.
Я люблю собак. Особенно вот таких здоровых, похожих на волков. Похожих даже не по внешнему виду, не только тем, что снаружи, а тем, что внутри головы… Этот сплав независимости и верности, преданности хозяину до последнего вздоха. Обожаю таких зверюг! Если бы у меня был тотем, моим тотемом были бы волки…
Этот был верен своему хозяину. Я видел это в его глазах — в серебристых шляпках гвоздей, нацеленных на меня… Он бы не убежал, даже если бы у меня был нож или что‑то посерьезнее. Нет, этот бы не убежал. Этот за своего хозяина, за его дом, за его вещи не пожалел бы жизни.
Он и не пожалел… Только не за хозяина — за хозяйку…
Я поморщился. Ведь был же уверен, что в доме никого нет!
Два дня подряд за домом следил. А до этого было еще два захода по три дня, когда присматривался издали, осторожненько… Точнее, по три ночи. Это меня и подвело. Ночами‑то волк, выходит, спал, носу из дома не высовывал. Охранял окрестности днем, когда спят его хозяева. И вот этой ночью он тоже лежал в доме и дрых, свернувшись где‑нибудь на коврике, как обычный пес…
Боль в левом предплечье расцветала. Прокатывалась по руке с каждым ударом пульса. Даже подумать страшно, что будет, если рукой шевельнуть.
Вообще двигаться не хотелось. Навалились усталость и напряжение, копившиеся последние три дня. Болела спина, вспухала от боли рука, а надо было вставать и что‑то делать с волком. Если хозяйка найдет его — вот так вот, возле алтаря, с переломанным хребтом, все, конец охоте. Она будет настороже. А с ней и так‑то непонятно, что делать. Она же…
Я приподнял голову и замер.
Звук был тихий‑тихий.
Если бы я двигался, я бы его не услышал. Но в полной тишине, которая была и в подвале, и во всем доме, и еще верст на пять вокруг… Низкий звук. Похожий на рокот мотора.
В зале было холодно, но я почувствовал, как по всему телу выступила испарина. Вот хозяева и вернулись. И среди них та, что сумела превратить волка — умное животное, спора нет, но все же далеко до человека — в тварюгу, которая не бросается в атаку, а терпеливо ждет, когда можно будет ударить наверняка. В шею со спины. И крадется, пряча стук когтей в эхе чужих шагов…
Это конец.
Звук мотора чуть изменился. Машина, должно быть, уже совсем близко и сейчас объезжает дом. Ползет к старой конюшне, которая превратилась в гараж. Сколько до машины — отсюда? Метров тридцать… Пусть сорок, все равно этого слишком мало. Если эта чертова сука смогла так перекроить сознание волка, то сорок метров для нее ничто. Она сделает со мной что угодно. Жаль, что я не поверил предчувствию…
Боясь вздохнуть, чтобы не потерять тихий, на самом пределе слышимости звук мотора, я лежал и ждал, когда накатит первый порыв холодного ветерка. Не по коже, в голове.
Интересно, она убьет меня сразу или превратит в своего слугу? Такого же, как эти двое, что живут с ней в доме.
Вряд ли. Они оба здоровенные и красивые. Кавказец хорош грубой животной уверенностью самца. А тот, что помоложе, блондин, — вообще, ну просто красавчик с обложки глянцевого журнала. Куда мне до них с моими‑то метром семьюдесятью и трижды сломанным носом. И еще глаза разноцветные…
Оно и к лучшему. Уж лучше лежать в земле, чем, как марионетка, прислуживать этой чертовой суке…
Медленно ползли секунды, но холодного касания не было. Козлиная морда над алтарем мрачно глядела на меня. Расстроенно.
Неужели…
Открыв рот, чтобы бесшумно втягивать воздух, я слушал.
Может быть, они не все вернулись? А только кто‑то из ее слуг‑мужиков? А самой этой чертовой суки здесь еще нет?..
Звук шагов. Далекий‑далекий, тихий‑тихий, но все же громче, чем был рокот мотора. Кто‑то вошел в дом и шагал по холлу, по тому странному спиральному паркету, твердому, как камень.
Шаги тяжелые, медленные. Явно мужские. Уверенные, размеренные — и вдруг замедлились, сбились… Совсем остановились.
— Хари? Эй, Хари!
Голос густой и низкий, с легким акцентом и капелькой удивления.
— Харон! Ну ты где, морда серая? Иди ко мне, я тебе барашка привез…
Тишина. Он прислушался к тишине огромного дома. Я тоже замер, обратившись в слух.
Уж лучше бы был тот гламурный красавчик. А этот… Лет тридцати пяти, широкоплечий и тяжелый в кости. Густые черные волосы и на голове, и на сильных руках, обычно голых по локоть, несмотря на осенний холод.
Где‑то наверху он расстроенно крякнул.
— Опять в подвал залез? Намазано тебе там, что ли, сукин ты сын…
Шорох — он что‑то поставил на пол; сумки? — и опять шаги. Два таких же, как раньше, а потом в другом ритме и куда громче…
Он спускается по лестнице! Сюда!
Идет прямо сюда. К алтарю и к любимому Хари с переломанным хребтом… Ко мне.
Я замер на полу с непослушной левой рукой. Совершенно никакая, даже шевельнуть больно. К нервным окончаниям, пережатым под челюстями, медленно возвращалась кровь, и при малейшем движении сотни игл пронзали руку. Если этот здоровяк примется за меня этими своими огромными лапищами, поросшими шерстью…
Звук шагов странно менялся. Словно с каждым шагом он приближался не на шаг, а на десять… Причуды лестницы. Тот виток… Он перед самой дверью!
Закусив губу, чтобы не взвыть от боли, я приподнялся.
Губу я прокусил, но едва заметил это, боль прокатилась по руке в несколько волн, наслаиваясь одна на другую. Я замер, встав на колени, боясь шевельнуться еще раз. Мне бы хотя бы минутку, чтобы кровь разошлась по капиллярам, чтобы нерв в руке начал работать нормально… Ну хотя бы четверть минуты, дьявол все побери!
Язычки свечей вздрогнули: качнулись туда и обратно.
— Хари?
Голос гремел отовсюду. Колонны и голые каменные стены рассеивали и спутывали звуки. Если бы я не знал, в какой стороне вход, ни за что бы не понял, где рождается звук… Он уже здесь. За дверью.
Кусая губы, чтобы хоть немного отвлечься от простреливающей боли в левой руке, я правой схватил волка за лапу и потащил. Двинулся было к колонне позади алтаря, но вовремя понял, что это будет ошибкой. Вот уж туда‑то он точно заглянет!
— Харон!
Шаг… Шаг… Шаг…
Он не старался ступать мягко, и подошвы его ботинок были не из мягчайшего каучука. Каждый шаг разносился под сводами, дробясь эхом.
Слишком громко после целой ночи тишины. Каждый его шаг бил по моим нервам, как пилой по струнам.
Я пятился прочь от алтаря, боясь скрипнуть плащом, вздрагивая при каждом его шаге, он вот‑вот выйдет из‑за колонн к алтарю! Я совершенно запутался, сколько ему еще осталось пройти! — я пятился и тащил за лапу волка, стараясь удержать его на спине, не дать завалиться вбок. Не дать лапам волочиться по полу, но согнутые передние лапы развалились в стороны… Только бы когти случайно не заскрипели по каменным плитам!
