На поведение в мирах негласное правило сохранения облика не распространялось. Там разрешалось творить что угодно, не нарушая лишь Законов Равновесия. Зачастую другое лицо было необходимо для выполнения заданий государственной важности, поручений Источника, для сохранения или восстановления самого Равновесия, даже развлекаться при собственной физиономии не всегда было удобно и безопасно. Ведь никогда не знаешь когда и какая информация просочиться о тебе в миры, друзья или враги встретятся по пути. Лучше уж заранее предусмотреть возможные эксцессы и перестраховаться, чтобы не стать жертвой многочисленных недоброжелателей или, того хуже, поклонников и адептов.
Члены королевской семьи Лоуленда были необыкновенно популярны в мирах не только как боги, в чьих церквах не переводились верующие, но и как герои многочисленных легенд, героических баллад и, разумеется, чертовы уймы анекдотов. Их имена давно стали настолько нарицательными, что вошли в поговорки: голоден, как Кэлер, красива, как Элия, проворен, как Джей, хитроумен, как Рик и так далее. Если бы популярностью измеряли степень влияния на миры Уровня, то Источник Лоуленда был бы неизменным лидером 'гонки вооружений'. Почти никто из обитателей Мэссленда не пользовался такой сногсшибательной известностью, как дети семейки Лимбера. Но у любой монеты есть обратная сторона: подчас быть самими собой в мирах богам удавалось лишь спрятавшись под личиной или трансформировав тело.
В целом же, оборотничество для развлечения в обожавшем приключения и развлечения Лоуленде — как и в любом крупном Узле Мироздания — было в порядке вещей. Избранные формы родственников и друзей не являлись великим секретом. Принцесса знала, что излюбленная форма гибкого, пронырливого и вороватого Джея — сварливый хорек; неумолимого желтоволосого воина Нрэна — леопард; плутоватого, всезнающего, ушлого Рика — рыжий лис; добродушного бугая Кэлера — черный медведь; осторожного, скрытного и таинственного Тэодера — камышовый кот; хищного, безжалостного Энтиора Охотника и Дознавателя — ночной барс; тонкокостного изящного Ноута — серебристый соболь; вдумчивого философа Ментора — сова; книгочея и историка Элтона — крупная рысь; изящного, вальяжного, но очень опасного Мелиора — белый тигр. Романтичный и ласковый кузен Лейм в своей оборотнической форме больше всего походил на обросшую длинной мягкой белоснежной шерстью маленькую лань. Известны были принцессе и излюбленные обличья многих дворян Лоуленда. Герцог Элегор, например, несмотря на внешне взрослый вид, до сих пор оставался волком-подростком с длинным нескладным телом и взъерошенной шерстью. И этот досадный факт, наглядно подтверждающий молодость бога, просто выводил Элегора из себя. Шутливое замечание Элии насчет того, что молодость единственный недостаток, который пройдет со временем, герцога не успокаивало. Непоседливому дворянину всегда хотелось 'все и сразу', он просто ненавидел ждать и терпеть!).
— О возлюбленный мой господин и повелитель, — наконец до Нрэна донеслись слова Власты, и лорд понял, что настырная девка уже довольно давно и тщетно взывает к нему, да еще и теребит его одежду.
— Что? — тяжело уронил слово-вопрос бог, глядя сквозь содержанку.
Поняв, что она услышана своим обожаемым господином, барышня затараторила, взмахивая ресницами:
— Вы, должно быть, были в трансе, говорили с Источником, Силами или даже самим Творцом? А я вас все звала, звала. Ваша сестра такая красивая, только зверь у нее очень страшный! Такие клыки, глаза! Ой, ой! Я так испугалась! Никогда так не пугалась! Ой, — тут щечки девушки вспыхнули пунцовым румянцем, когда до ее головки, наконец, добралась информация уловленная в минуты ужаса спинным мозгом (информация такого рода не способна пропасть бесследно для женщины), — она говорила, что я ваша невеста, господин мой. Но ведь это неправда?… — Власта кокетливо потупилась.
Воитель со все возрастающей брезгливостью слушал дикую чушь, которую несла Власта и недоумевал, каким чудом ему удавалось еще совсем недавно выносить непрерывную стрекотню этой смазливой дурочки. Уж лучше слушать, как над ним издевается Элия!
— Хватит, замолчи, — коротко рыкнул Нрэн, оборвав захлестнувший его бесконечный словесный поток.
Когда Бог Войны сердился, это быстро понимали даже самые тупые и примитивные существа и предпочитали, если не загибались на месте, оказаться как можно дальше от гневающегося воителя, который и в мирном расположении духа не был особенно обходительным и приятным в общении субъектом. Впрочем, в любом правиле есть исключения, и влюбленные женщины из их числа.
Принцесса Санирсии не побежала прочь, не упала в обморок и не обмочилась от ужаса. Власта лишь испуганно захлопнула свой пухлый ротик и расстроено заморгала, так и не дождавшись подтверждения своим мечтам о скорейшем бракосочетании, буйно расцветшим за несколько минут молчания любовника. Синие глаза заблестели от не пролитых, но готовых хлынуть градом, слез — верного средства для укрощения жестоких мужчин, еще не испробованного на Нрэне. Воитель схватил свою спутницу за руку и бесцеремонно, почти грубо поволок в свои апартаменты. Больше половины шагов на пути к ним Власта сделала по воздуху. Захлопнув тяжеленную дверь из железного дуба — дерева не горящего даже в колдовском огне — и столь толстую, что не прошиб бы и таран, Нрэн щелкнул замком и брезгливо толкнул женщину в направлении отведенной ей комнаты, рявкнув:
— Соберись. Ты отправляешься домой!
— Почему, господин мой и повелитель? Ты недоволен мною? — заломив лилейные руки, никогда не державшие что-то тяжелее иголки для вышивания или вилки, всхлипнула Власта, преданно взирая на хозяина глазами побитой собаки и все еще до конца не веря словам лорда, потому что не желала им верить.
— Потому что я так сказал, — отрезал бог, приведя свой излюбленный еще со времен воспитания Лейма неопровержимый стандартной логикой аргумент.
— Господин мой, умоляю, не отсылай меня! Господин, возлюбленный мой! Я не смогу жить без тебя! Заклинаю слезами Улиции, покровительницы Отчаявшихся, позволь мне остаться, я буду делать все, что ты только велишь, позволь мне быть твоей служанкой, твоей рабой! Пожалуйста! Умоляю, мой повелитель! — поняв, что принц говорит абсолютно серьезно, женщина зарыдала всерьез, без всякого притворства, с искренним отчаянием, и упала перед ним на колени, заелозила по жестким коврикам-циновкам прихожей, метя их тяжелыми черными кудрями, оплетенными гранатовыми нитями. Обхватила ноги бога руками, склонилась, пытаясь поцеловать его сапоги.
