— Не плачь! Ну не плачь, девочка! — просит мальчик, наклоняясь над корытом.
Старшие дочери тоже поглядывают с умилением на крошку, и восторженно сообщают друг другу шепотом:
— А она хорошенькая, словно куколка!
А "куколка" в это время уже верещит под руками бабушки Матрены, которая, не обращая внимания на крики и плач малышки, что-то делает таинственное с её телом, ручками и ножками, и при этом бормочет слова похожие на молитву. Наконец, осенив дитя крестом, отдает ребенка бледной матери.
— Ну не плачь же, девочка! — всё уговаривает маленький Саша плачущую малышку, ко- торую Мария уже укутывает в сухие пеленки.
— Это Ника! Скажи Сашенька, не плачь Ника…
— Ника! — смущенно повторяет вслед за матерью мальчуган ещё непривычное для него имя. Но Мария, не замечает смущения сына, она целиком занята малышкой, которая уже жадно сосет грудь.
— Вся в тебя! Единственная в нашу породу! — говорит Фаня, сестра Марии, которая толь- ко что пришла, и стоит поодаль, видимо, боясь простудить малышку. Она с силой трёт ру- ки, дышит на них, и опять потирает ладони, прикладывая их к порозовевшим щекам, с нетерпением поглядывая на ребенка.
Мария смешливо морщит нос и смотрит на сестру со снисходительной улыбкой.
— А не пора ли тебе заиметь такую же ляльку? — спрашивает она, тут-же с нежностью обращая свое лицо к малышке, но, услышав возмущенный вздох, с укоризненной, и ви- новатой улыбкой опять смотрит на сестру.
Да, Фаня хороша! Черноокая, смуглолицая Фаня поражает всех своих знакомых удиви- тельным сходством с "Незнакомкой" Крамского. Художник словно списал портрет с Фа- ни. Тот — же гордый взгляд из-под слегка прикрытых глаз, и полуулыбка, полунасмешка, указывающая на то, что она нисколько не нуждается в ваших советах, не потерпит посяга- тельств на её свободу, и на её независимость. Фаня младше Марии на два года, но в от- личие от сестры, её не интересуют дети, а, следовательно, муж и семья. Личная жизнь Фа- ни, по её словам, никого не должна волновать, кроме неё самой. Поэтому не удивительно, что Фаня не восторгается малышкой.
Важно глянув на ребенка, она авторитетно заявляет
— Что верно, то верно! Эта девчонка в нашу породу!
И гордо поведя черной бровью, добавляет:
— Ну, а теперь Мария, тебе следует остановиться и поберечь себя!
Мария покраснела, и, видимо, стараясь скрыть смущение, отняла от груди заснувшую ма- лышку, но та вдруг встрепенулась и заверещала неожиданно тонко и визгливо.
— Какая плакса! — радостно сообщил Сашок, обратившись к бабушке Матрене.
Старая женщина, с пониманием покачав головой, отвечает ласково, поглаживая мальчика
по вихрастой голове своими жесткими, мозолистыми ладонями:
— Это ничего, что плакса! Пусть все слезы сейчас выплачет, на будущее меньше оста- нется! Её доля женская… несладкая…
Старая женщина умолкает, и словно задумавшись, сидит неподвижно, уставившись в одну точку, а Сашок уже мчится в соседнюю комнату, в детскую, где его сестры видимо что-то обнаружили, и теперь загадочно прищурив глаза, зовут своего брата, высунув из-за двери лица, усыпанные сплошь веснушками и обрамленные копной густых рыжих во- лос.
— А мы что-то знаем про тебя. Не поделишься, сами съедим…
В детской поднимается шум, какая-то возня, приглушенные слова взаимных обвинений, и Фаня, сделав строгое лицо, отправляется в соседнюю с кухней комнату, по пути обращаясь к сестре:
— Кажется, без меня они не разберутся…
Мария виновато улыбается и низко склоняет голову над малышкой. Старая Матрена уко- ризненно качает головой и сердито произносит, обращаясь к дочери:
— Не смотри на Фаньку, не слухай её. Ишь, командирша нашлась. Привыкла всеми ко- мандовать, вот и счастье своё отпугивает…
И вздохнув, также тихо добавляет:
— Хотя счастье бабское пугай не пугай, а всё равно твоё оно будет. А какое? Про то, лишь Бог один ведает…
Пожилая женщина умолкает, и, прикрыв глаза ладонью, о чем-то думает своём. Моло-
дая женщина неторопливо качает дитя, которое уже давно успокоилось и спит, изредка высовывая розовый язычок, и причмокивая крохотными губками.
Три поколения! Три женщины, одну из которых едва ли можно так назвать! Но когда-то придет время, и маленькая девочка станет женщиной, и несмотря ни на что, это произой- дёт…когда-нибудь!
Уже прошла неделя, как Мария вышла из роддома. К концу дня она так вымоталась, что, оставив Антона с друзьями, отправилась спать в самую дальнюю комнату, чтобы не слышать могучего рокочущего баса одного из сослуживцев Антона, Василия Реваги. Васи- лий, что-то сейчас рассказывает притихшим на минутку мужчинам. Мария знает, теперь они разойдутся лишь далеко за полночь, ведь завтра в милиции выходной.
Мария покормила ребенка, и, уложив его на соседнюю койку, подставила стулья. Так спокойнее! Она лежала в темноте с открытыми глазами, вслушиваясь в голоса и смех, до- носившиеся из столовой. Весь этот шум ей нисколько не мешал! За много лет семейной жизни она поняла, что Антон и его многочисленные друзья, а также сослуживцы — всё это составляло часть той жизни, что несла в себе частичку от прошедшей войны, от той дружбы: чистой, крепкой и надежной, что существовала среди мужчин перенесших все тяготы военных лет. Да и друзья были под стать Антону. Такие — же высокие и огромные, словно те могучие деревья-карагачи, что уже больше века растут на их улице, посажен-ные ещё первыми переселенцами из России и Украины… Красавцы…
До Марии донесся новый взрыв смеха. Женщина вздохнула и отвернулась к стене. Надо заснуть, но сон почему-то не приходит. Наоборот, она ощутила вдруг чувство, похожее на раздражение. Оно появилось так внезапно, что Мария удивилась. Что это с ней? Странно? Неужели она ревнует мужа к друзьям? Нет! Этого не может быть! Ей вполне, и даже с
лихвой достаточно того внимания, которое Антон уделяет ей как жене. Ещё бы! Ведь она моложе его на целых десять, а то и на все одиннадцать лет.
— Молодой жене и внимания больше надо! — иногда шутят друзья Антона, а он важно им отвечает, что в этом его нельзя упрекнуть…
Да, он прав. Ей грех жаловаться на мужа. Он сильный и любвеобильный мужчина, и ви- димо был таким всегда. Недаром, до сих пор по селу ходят всякие слухи о связях Антона с другими женщинами. Но это было, скорее всего, до его знакомства с Марией. А что-же бы- ло до того, как они поженились? К счастью, это её никогда не интересовало.
Даже если кто-то и пытался ей "открыть" глаза, она всё равно не устраивала мужу ника- ких допросов, а "сердобольным" отвечала с улыбкой, " что было, то прошло и травой по- росло…" Она хоть и молодая была, но понимала, что простого женского счастья, особенно после войны не каждая женщина смогла получить вдоволь. И, если ей, Марии, посчастли- вилось… Хотя кто его знает, в чем счастье женщины?
