Официанты наполняли бокалы легким сливовым вином.
— Ты не желаешь снять за столом перчатки, это очень не учтиво, — манерно сказала Занка Аланке.
Аланка вспыхнула, она сидела на самом солнцепеке, но убрала руки под стол, чтобы их не было видно.
Микаэлос удивленно посмотрел на девушек.
— Прошу прощения, герцогиня, я не могу этого сделать, — тихо ответила Аланка.
— От чего же?
— При подготовке к прадзненству. Я порезала ладони ножницами для крыльев, и дабы не смущать его высочество надела перчатки, — быстро соврала Аланка, покорным голосом.
— Ты права, портить царственный праздник своей неловкостью, — фыркнула Занка.
Аланка и бровью не повела, хотя внутри у нее все клокотало.
Сорокамос удивленно смотрел на Аланку, он с интересом следил за пикировкой, отмечая, что Аланка умеет строить стены изо льда, а Занка вовсе ему не нравится при всей своей ангельской красоте.
Микаэлос ответом Аланки остался доволен.
Поднялся со своего места король-отец. Весь зал встал.
— За здоровье молодых, — звучно сказал он.
Придворные хором повторили тост. Бокалы звенели, вино полилось рекой, то и дело звучали крики: "Горько!". Гости ели и пили вдоволь, велись веселые беседы, только двое гостей были невеселы: Аланка и Занка сидели напряженно обе готовые к схватке. Первая дрожала за то, чтобы праздник прошел без сучка и задоринки, вторая искала повод для ссоры. Новоиспеченную герцогиню раздражало все, а тем более соседство с горничной.
Знаком Сериохус подозвал Аланку. Она, научившись быть невидимой, тут же испарилась и появилась лишь со второй переменой блюд. Она стала более спокойной и немного
расслабилась, даже пару раз она улыбнулась Микаэлосу.
Встал отец новобрачной, крепко сбитый мужчина, занимавшийся крестьянской работой с того момента, как начал ходить. Уверенным тоном зажиточного крестьянина он начал
говорить:
— Я очень горжусь своей дочерью, дело не в том, что она теперь принцесса, дело в том, что, став ею, она не забудет о своей земле, о своих мечтах, о крепкой семье. Она
станет хорошей матерью не только своим детям, но и всему народу Лиранийскому. Земля будет кормить нас, пока нами правят достойные монархи, такие как Павлес и Фелия.
Выпьем же за плодородие и благородство!
Тост пронесся над залом.
После горячих закусок подали поросят в остром соусе.
Аланка, у которой во рту не было еще и маковой росинки, скрипела зубами. Все блюда проплывали мимо нее. Она почти не пила, чтобы не захмелеть и не потерять контроль. Перед рыбой она начала кусать губы, у нее подводило живот, а вот день у нее предстоял куда более длинный, чем у всех остальных.
— Мда, перчатки во многом стесняют, — задумчиво проговорила Занка елейным голосом, будто раздумывала вслух.
— Лучше уж носить перчатки и быть стесненной один день, чем всю жизнь обходиться вовсе без рук, — буркнула Аланка.
Микаэлос и Сорокамос, у которого вилка в воздухе застыла, удивленно смотрели на сдержанную Аланку. Занка поджала губы.
— Вам, герцогиня, надо будет постараться, чтобы стать настоящей великосветской дамой, — тихо заметила Аланка.
— Знай, свое место, — зашипела Занка.
— Мое место подле моего хозяина, — с невинным видом заметила Аланка, — и не говорите, что не знаете в чем причина моих перчаток.
— Мадемуазель, вам не нужна моя помощь? — спросил Микаэлос у Аланки.
— Нет, спасибо, сир, вы очень любезны, — мило улыбнувшись, прожурчала она.
Занка побледнела.
— Я тебе это припомню, — сказала она.
— Шипи, змея, шипи. Посмотрим, долго ли вы продержитесь при дворе. Вполне возможно бездомные жители болотного города ждут вашей помощи.
Занка побледнела еще сильнее.
— Это не я. А ты будешь гнить на болотах! Вместе с бездомными щенками! Следи за тем, что говоришь!
— Мой хозяин разрешает мне говорить все, что я думаю.
— Это плохая традиция, — пробормотал Сорокамос, глядя исподлобья на Аланку. Она с интересом посмотрела на него, в глазах ее заплясали черти.
— Я бы не позволил своим слугам говорить все, что они думают, это сильно расхолаживает их, — открыто глядя на нее, сказал Сорокамос и улыбнулся.
Знаком он подозвал официанта, что-то шепнул ему. Официант ушел, и вернулся уже к Аланке, с тарелкой салата и свиной котлетой. Аланка покраснела и благодарной улыбкой ответила Сорокамосу. Он сделал вид, что ничего не произошло, но тайком подмигнул ей.
Подошла четвертая смена блюд.
Аланка притупила голод и снова куда-то исчезла. Она появилась лишь к тосту корн-принца, подняв тост, она тотчас же пропала.
— Как это нехорошо. Она только и знает, что шастать туда-сюда, — проворчала Занка.
Мужчины на этот выпад не отреагировали.
Занка решила сменить тактику.
— Ваше сиятельство, — обратилась она к корн-принцу, — в такой день вы не можете не задумываться о своей женитьбе, тем белее, что от этого зависит ваша дальнейшая жизнь
при дворе.
— А вы что же, милая герцогиня, в невесты набиваетесь? — не глядя на Занку, спросил Сорокамос, усмехаясь.
Девица побледнела, но скромно улыбнулась, и продолжила, потупив взор:
— Я об этом даже и думать не смею, это слишком большая честь для меня.
— Я рассмотрю ваше предложение, — сказал Сорокамос.
Занка была удивлена.
Принесли и унесли десерт.
Вскоре двери из обеденного зала открылись в бальный.
Зал был убран легко, в спокойной манере, не лишенной, впрочем, изящества.
Дамы и кавалеры разошлись к стенам, как всегда бывало на балах.
Король-отец и королева-мать заняли места на троне.
С балкона грянул оркестр. Торжественный туш сменился тихой мелодией традиционного вальса молодых. Павлес и Фелия не раз репетировали этот вальс, и теперь они кружились в танце. Музыка лилась как будто с небес. Они кружились вовсе не так, как репетировали, сама музыка, само их счастье подсказывало им, что надо делать. А мелодия все журчала весенним ручейком сквозь тонкий лед, и вдруг она замерла и застыла. Такой тонкой и
воздушной тишины еще никогда никто не слышал, она подержалась несколько мгновений, а затем музыка обрушилась на присутствующих бешеным потоком. Павлес и Фелия, оглушенные музыкой и счастьем взмыли в воздух под потолок, там они продолжили свой танец. Окончив свой вальс, они сложили крылья и камнем рухнули вниз.
Раздавались крики ужаса, но они над самым полом расправили крылья, и мягко приземлились.
Наступило сладкое время получения подарков. Король встал со своего места, он взял из рук Сериохуса меч и преподнес его Павлесу.