детка, – ответила она.
Когда я рассказала ей про свои планы – наши планы, – мама, казалось, загрустила, но все-таки кивнула и не стала меня отговаривать.
Я принесла шкатулку с сутрами к огню и открыла ее – они никуда не делись, кожа и позолота роскошно сияли, и я почувствовала ком в горле, когда коснулась их. Я достала масло, которое стояло у мамы на полке, взяла тряпочку и осторожно протерла обложку, сантиметр за сантиметром, как обещала когда-то, а потом ласково сказала сутрам:
– Простите, что оставила вас надолго. Больше не буду. Скоро мы поедем в Кардифф… может быть, уже послезавтра.
И тут Аадхья, сидящая с телефоном по другую сторону костра, позвала:
– Эль, поди сюда. – На лице у нее был страх.
– Твоя семья в беде, – сказала я, ощутив ужас.
На них напала Офелия? Почему я об этом не подумала, почему…
– Нет. У Лю что-то случилось, – сказала Аадхья, и я подошла к ней, по-прежнему держа в руках сутры. – Она включила громкую связь, но толку от этого было мало: Лю тихонько плакала без слов, и в трубке слышались только всхлипывания.
– Что такое? – в панике спросила я, по-прежнему думая об Офелии. – На вас напали ньюйоркцы? Началась война?
– Вряд ли, – покачала головой Аадхья. – Я говорила с Лю по пути из Португалии. Она была в Пекине. Ее семья заключила сделку, пекинцы согласились дать им заклинания, необходимые для строительства анклава, они хотели построить новый анклав на остатках пекинского и укрепить его…
– Ну и что не так? – спросила я.
Для родных Лю сделка, безусловно, была выгодной: они жили в окрестностях Сяня, а значит, им всем пришлось уехать из дома – зато не нужно было тридцать лет непрерывно вкалывать и надеяться на удачу, чтобы обзавестись собственным анклавом.
– Не знаю! – воскликнула Аадхья. – Она вообще ничего не сказала! Я дважды ей звонила за последние два дня, и она не отвечала, а теперь только плачет!
Лю по-прежнему ничего не говорила. Рыдания сменились тихими вздохами, которые казались странно далекими, и тут Моя Прелесть выскочила у меня из кармана и пронзительно запищала. Светик вылез, подбежал по руке Аадхьи к телефону и нажал лапкой на кнопку видеозвонка. В следующее мгновение появился розовый носик Сяо Синя, занявший почти весь экран; затем он исчез, и мы увидели красную, заплаканную Лю, которая смотрела на нас. Видимо, телефон стоял на столе, а она сидела в другом конце комнаты, на деревянной кровати, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Комната казалась нежилой, но на тюремную камеру не походила, и Лю не была ни избита, ни скована. Однако она по-прежнему не говорила ни слова и не шевелилась. Впрочем, вряд ли она не слышала, что мы ее зовем. Она смотрела на нас и горько плакала.
– Я ни черта не понимаю! – сказала Аадхья, глядя на нее.
– Похоже, она под заклятьем, – произнесла Лизель, заглядывая ей через плечо. – Она не может попросить о помощи.
– Но там никого нет! – заявила Аадхья. – Так ведь, Сяо Синь?
Сяо Синь ответил – по крайней мере, пропищал – утвердительно; Моя Прелесть и Светик дружно присоединились.
– В жизни не слышала о заклятье, которое не позволяет человеку хотя бы шепотом позвать на помощь, если не управляешь им напрямую.
Лично я знала семь, но это явно были не они, потому что любое из них, по сути, превращает человека в безмозглого зомби. Иными словами, Аадхья была права. Человека нельзя полностью зачаровать – и в то же время позволить ему открытое выражение собственных чувств. Если жертва чар до такой степени владеет собой, обычно ей удается шепотом сказать хотя бы пару слов, или нажать кнопку на телефоне, или еще как-нибудь проявиться. Но здесь все было иначе. Мозг Лю работал на врага, и был только один способ добиться такой власти.
– Лю сама подчинилась, – сказала я. – Она согласилась никому не рассказывать о том, что происходит. – Тут же до меня дошло и остальное. Анклавы строят при помощи малии – так сказала мама. – Пекин дал родным Лю свои заклинания при условии сохранения тайны, и в них есть нечто ужасное, но Лю не может нам об этом сказать.
Я почти не сомневалась, что Лю захотелось заплакать еще сильнее, но заклинание действовало безупречно: она не могла сделать даже этого. Она просто продолжала смотреть на нас, и слезы лились мерным потоком. Впрочем, не важно – я знала, что не ошиблась. Но я понятия не имела, что делать. Я могла полететь в Пекин, явиться в разгар церемонии и все разрушить, благо у меня был нью-йоркский разделитель маны… а что потом? Пекин рухнет, непременно начнется война, и кто-нибудь организует строительство нового анклава в другом месте. Я не могла помешать магам выстроить анклав!
Тут я посмотрела на сутры, которые держала в руках, и медленно произнесла:
– Лю, с нами ты говорить не можешь… но попробуй поговорить с родными. Я знаю другой способ построить анклав. Я могу им воспользоваться. Если пекинцы пожелают, я приеду и попробую. И если все получится, я и вам построю анклав. Это будет не небоскреб, конечно, зато не понадобится малия. Ты передашь своим?
– Лю не может тебе ответить! – сказала Лизель. – Она просто будет подтверждать твои догадки. Заклятие направлено на то, чтобы от человека нельзя было получить сведений! – Нахмурившись, она посмотрела на меня и решительно заявила: – Мы прилетим в Пекин и напишем ей из отеля. Если ее родные согласятся, она сможет с нами поговорить.
Мне не хотелось прерывать звонок, пока Лю сидела и смотрела на нас, вся в слезах, – но что толку было смотреть на нее в ответ и зря разряжать телефон? Поэтому я сказала «Держись, мы едем», и Аадхья отключилась.
Вещи у меня уже были собраны, а когда я повернулась, чтобы взять сумку, то обнаружила, что Орион стоит рядом. Он внимательно слушал.
– Мы едем, чтобы помочь Лю, – сказала я, хотя он и так все понимал.
На самом деле это был вопрос.
Орион сглотнул и ответил:
– Я с тобой.
Он, казалось, снова испугался, как на пороге хижины, – но лишь на мгновение.
Во время этого путешествия я была гораздо адекватнее, несмотря на большую разницу во времени, поэтому, к огромной досаде Лизель, я возразила против очередного роскошного отеля. Даже Аадхья запротестовала.
– Кому-то приходится за это платить, пусть и не нам, – напомнила я обеим.
Прямо сейчас я не собиралась ничего брать ни у какого анклава. Одно дело
