Завершение руны отозвалось притоком волшебной силы. Камень зажужжал и подскочил в руке, как живой.
Квентин помедлил у верхней ступени лестницы. Когда он бросит камень, обратного ходу уже не будет. Теплый ветер с океана крепчал, море покрылось барашками. Квентин испытал беспокойство за оставленного на берегу солдата — как бы его не смыло. Авось очнется в воде-то, выплывет.
На другой сторожевой башне вспыхнул голубовато-белый огонь, как будто фотокамера со вспышкой сработала. Померещилось или его заметили? Десять секунд… двадцать… можно расслабиться.
На этот раз полыхнуло уже будь здоров. Верхушку другой башни снесло, огненные дуги побежали во все стороны, поджигая деревья, и на море обрисовался «Мунтжак». Он бежал к Квентину, как собака, давно не видевшая хозяина. Друзья пришли на подмогу.
Ухмыляясь, как дурак, Квентин кинул свой камень на лестницу.
От мощного «бамм» освобожденной энергии крыша у него под ногами громыхнула, как барабан. Квентин инстинктивно присел, спасаясь от пыльной воздушной волны, хлынувшей с лестницы. На миг он испугался, что переборщил, но башня устояла, и он побежал вниз, готовя новые чары. В темной нижней комнате он разглядел двоих — один распростерся на поломанном столе, другой копошился, пытаясь встать.
Квентин, продолжая спускаться, дунул себе в ладонь и потряс ею. Как раз вовремя: кто-то спешил ему навстречу, натягивая перчатки. Новый заряд поразил врага в грудь, как электрошокер, и он покатился вниз.
Перескочив через стонущее тело, Квентин выбежал на главную площадь замка.
Три башни были слева от него, океан справа. В середине стоял небольшой обелиск. Откуда ни возьмись появилась Поппи, и Квентин увидел себя ее глазами: голый до пояса, весь в крови. Он помахал ей, давая понять, что умирать пока не намерен. О булыжник клацнула какая-то палка, и он отскочил подальше, сообразив, что это стрела.
Поппи, тоже заметив это, спряталась за пьедестал, выпевая что-то по-польски. Зеленый лазерный луч, сотворенный ее чарами, проследил траекторию стрелы до крыши центральной башни.
Поппи напугать не так просто — наверно, все австралийцы такие. В детстве, поди, сражалась со змеями, динго и прочей фауной. Квентин, ни разу не видевший, как она чародействует, был впечатлен: с такой скоростью он сталкивался впервые.
— Эй, — крикнула она, — ты в порядке?
— В полном!
— Элиот и Бенедикт зачищают большую башню!
— Я иду к ним!
— Не надо! Бингл тоже там!
— Ничего, все равно пойду.
Она еще что-то говорила, но он не расслышал. Он очень обрадовался им всем, особенно милой старушке Поппи… но это ведь его шанс. Не опередив остальных, он его потеряет. Он, может быть, эгоист, но если другие не против, это все-таки его шоу. Прошептав пару слов, Квентин дважды ударил мечом по земле, и тот загорелся золотом. Поппи тем временем работала с зеленым следом, вычерченным стрелой. Вспыхнувшая на его конце искра побежала по следу, как по шнуру, и за парапетом на башне прогремел взрыв.
Квентин, переполненный кипучим восторгом, кинулся к входной двери замка. Он, непонятно откуда, знал, что ему делать дальше. Теперь, когда пришла помощь, сомнения покинули его окончательно.
Бревенчатые, окованные железом двери были в фут толщиной. Квентин размахнулся и рубанул их мечом. Ему меч казался ничуть не тяжелее обычного, но для всего остального весил целую тонну. По башне прошла дрожь, дерево треснуло, грохот отозвался эхом в ночи. Второй удар разнес дверь наполовину, от третьего она рухнула.
Квентину было больно от распиравшей его энергии. Он не знал, откуда она бралась, но грудь под ее напором грозила лопнуть. Не человек, а ходячая бомба. Пятеро защитников у выломанной двери целили в него мечами и копьями, но Квентин дунул на них, ослепил световой вспышкой и повалил. Делов-то.
Обломки двери от его прикосновения воспламенились. Квентин счел это эффектным, но на всякий случай заговорил себя от огня.
Он впервые открывал для себя, что значит быть королем волшебников. Толстый ублюдок, который сидел в Белом Шпиле, баловался фехтованием и напивался в хлам каждый вечер, королем не был, а Квентин последних мгновений — был. Сюжет, начинавшийся в промозглом бруклинском садике, достиг кульминации, и герой наконец стал собой. Может быть, ему не хватало только разрешения Эмбера. Верить, вот главное.
Ритуал по обострению чувств действовал: электрические заряды других людей Квентин, как акула, чуял сквозь стены. Внутренние часы, обычно отсчитывающие секунду за секундой как на конвейере, играли восхитительную мелодию. Он получил назад все, чего ему не хватало, и даже больше. Поппи была права: на Земле он тоже пережил приключение. Пока он метался туда-сюда, его потенциал рос. Отныне он будет жить только так.
— Это я, — прошептал он. — Я.
Взбежав по парадной лестнице, он пошел через анфиладу роскошных покоев. Тех, кто пытался ему помешать, разили молнии, а также стулья, столы, урны и сундуки. Пущенный по воздуху топор Квентин остановил и послал обратно. Он высасывал кислород из комнат, пока засевшие там противники не начинали синеть и падать без чувств. Люди уже разбегались при одном его приближении.
Ему казалось, что он вырос, стал великаном. Чары лились из него потоком без всяких усилий. Помимо людей, ему встретились на пути каменный голем, водяной, рыжебородый гном и говорящая пантера, довольно облезлая. Для героя его масштаба это не имело значения: он фонтанировал, что твой пожарный шланг. Рана на боку почти перестала его беспокоить. Меч он бросил: на кой волшебнику меч? Волшебник обходится одними внутренними ресурсами.
Куда идти, он понятия не имел — прочесывал одну комнату за другой, вот и все. Вдали дважды громыхнули пушки «Мунтжака». В одном из залов, среди обломков красивой мебели, Бингл и Джулия сдерживали кучу солдат. Волшебный меч Бингла работал как машина, оставляя в воздухе неоновые следы, а сам он, похоже, пребывал в боевом экстазе: рубаха на нем промокла от пота, но лицо с сощуренными глазами оставалось совершенно спокойным.
Джулия, вот кто наводил ужас. Либо она прибегла к неизвестным Квентину оборотным чарам, либо то нечеловеческое, что в ней таилось, вылезло на поверхность. Квентин с трудом узнал ее: она стала выше на хороших шесть дюймов и вся фосфоресцировала серебром. Дралась она голыми руками; когда у кого-то хватало ума ткнуть в нее копьем, Джулия перехватывала древко и начинала, как в замедленной съемке, колошматить копейщика и прочих, кто подвернется. Наконечники просто соскальзывали с нее.
Видя, что в помощи она не нуждается, Квентин поднялся еще на один этаж, открыл пинком одну из дверей, и выкатившийся оттуда огненный шар едва не убил его.