– У него всегда такой! Он спортсмен! – вступилась за него Дафна.
– Поймите меня правильно, молодые люди! К вам лично у меня претензий нет! Выглядите вы вполне цивильно! Но в наше время опасно доверять кому-либо! У вас паспорта с собой? Я хочу снять ксерокс! Одна страница с пропиской, другая с фотографией! Остальные страницы меня не интересуют! – принялась распоряжаться дама.
Меф издал горлом звук, который Дафна потом назвала «подземным взрывом в пустыне Гоби».
– Зачем паспорта-то? – спросил он.
– Затем! У меня есть папка в картотеке. Называется: «друзья Петюнчика». Там полная информация о каждом – городские телефоны, мобильные, фотографии, паспортные данные. Пусть лучше меня не любят, зато я буду спокойна. Когда-нибудь, став родителями, вы меня поймете… Спорьте со мной, если я не права! – потребовала дама.
Дафна сказала, что понимает ее уже и сейчас. Без споров. Но вот паспорта у нее нет.
– У меня тоже нет! – соврал Меф, прикинув, что не будут же его обыскивать.
Решительная мама на минуту задумалась, оглядываясь то на входную дверь, то на комнату Петруччо. «Прогонит!» – подумала Даф, готовясь тянуться за флейтой. Но флейта не понадобилась.
– Ну ничего! В следующий раз! Сегодня достаточно будет номеров ваших сотовых и краткого представления: кто вы, откуда и зачем! – с сожалением сказала дама и отодвинулась, пропуская их.
– Вы все еще председатель гражданской комиссии российского филиала международного общества по обсуждению правильности установки запрещающих знаков в центре Москвы? – не удержавшись, спросила Даф.
Память у нее была цепкая, как капкан. Особенно на ненужные детали. А вот нужные детали из капкана все равно выскальзывали.
– Ты знаешь? – удивилась дама. – Нет! Я с ними рассорилась. Они там все соглашенцы! Все, поголовно!
– Да-да! – поспешно кивнул Меф и снова допустил ошибку, потому что мать Чимоданова ему, разумеется, не поверила.
– Врешь! И ты тоже типичный соглашенец! Подчеркиваю! И не говори все время «да!». Ненавижу! Со мной можно спорить и дискутировать. Ты согласен, что со мной можно спорить и дискутировать?
– Да-да! – сказал Меф, внезапно понимая, откуда взялось чимодановское «подчеркиваю».
– Ну вот опять «да-да»! Вечное «да»! Соглашенцы, тьфу! – презрительно сказала мама Чимоданова и, безнадежно махнув рукой, ушла на кухню. На ее могучей груди продолжала взбрехивать собачка. Ей не нравился Депресняк, хотя он и сидел у Дафны в рюкзаке.
– Бедный Чимоданов! – вздохнула Дафна. – Теперь ты понимаешь, почему он так похож на противотанкового ежика!
– Потому что по дому ездят танки, – хмыкнул Меф.
Барабанить пришлось долго. В комнате грохотала музыка. Ничего не было слышно. Лишь после минуты стука колонки наконец приглушили и кто-то затопал открывать.
Комнатка мальчика Петрусика Чимоданова была похожа на берлогу. Причем не обычного медведя, а переболевшего тяжелой формой бешенства. На стенах висели жуткие плакаты. С потолка на цепи свисал мужской манекен, в груди у которого торчал финский нож.
Единственное уютное, с точки зрения Дафны, место было около дивана. Там, на маленьком журнальном столике, лежало десятка два-три пластилиновых фигурок, вылепленных с большим искусством. В одной из фигурок Дафна узнала Улиту, в другой – Мефа, в третьей – себя. Были тут и незнакомые люди, которых Чимоданов видел на улице и которые чем-то его поразили.
Сам хозяин комнаты топтался у дверей. Он был в короткой жилетке, сшитой из кусков кожи собственными руками, в руках же держал боевой топор. Заметив, куда смотрит Дафна, Петруччо накинул на фигурки плед.
– А не зарулить бы вам в Пномпень! – хмуро просопел он.
– Куда-куда? – озадачился Меф.
– Столица Камбоджи! Ку-ку!
– Это вместо «здрасьте»? – уточнила Даф.
– Это вместо «брысь отсюда!», – расшифровал Чимоданов.
Правда, вскоре он смягчился и пообещал Мефу, что будет с ним тренироваться. Только спросил, зачем это ему надо, и, узнав, утешил его словами:
– Ты че, наивный? Арей тебя все равно прикончит!
– Спасибо!
– За что спасибо-то? Ну пожалуйста! – отозвался Петруччо, демонстрируя, что знает целых два слова вежливости.
– Как вообще жизнь? – спросил Меф, без приглашения шлепаясь на диван.
Тотчас ему пришлось вскочить, так как оказалось, что под одеялом, на которое он сел, валяется доска.
– Мишень для метания топора, – пояснил Чимоданов.
Оглянувшись на истыканную дверь, Меф подумал, что мишеней было две. Или, может, Чимоданов не всегда попадал.
– Ты что, дома тренируешься?
– А где? Когда на улицу выходишь покидать – люди странновато себя ведут. «Алло, милиция! Если вам интересно: тут взъерошенный мужик куда-то идет с топором! В жилетке и рожа перекошенная!»
– Их можно понять, – примирительно сказала Даф.
Услышав такой отзыв, Чимоданов обиделся смертельно, но кратковременно.
– Ну все! Ладно! Пока! – стал прощаться Меф после затянувшейся паузы.
Он не мог общаться просто так, без цели. Сказал – получил ответ – договорился. Потом обычно оба стоят и мычат, не зная, как попрощаться, чтобы не показаться грубым. Или того хуже – несут всякую чушь, как утопающий барахтается в воде, колотя руками. Меф в данном случае нашел неплохое решение – он всегда выходил из разговора резко, почти бегом.
– Чао! – кивнул Чимоданов. – Слышь, это… че-то узнать хотел… топор свой брать или у тебя есть?
– Свой бери.
– Хорошо. Только у меня не артефактный теперь, обычный.
– Бери обычный! – согласился Буслаев.
– Обычный? Может, тренировочный, а? – пугливо влезла Даф.
– Ты когда-нибудь встречала тренировочный топор? – мягко спросил у нее Меф.
– Ну почему? – снисходительно оспорил Чимоданов. – Помнишь, мы у Арея затупливали один?
– И помогло?
– Ну это другой вопрос.
Выходя из комнаты, Дафна наступила на палочку с гвоздем, валявшуюся на полу. Послышался треск.
– Ой, прости! Что это было? – всполошилась она.
– Где? А-а, лопалка для шариков! Привет из детства, – без сожаления пояснил Петруччо.
– А зачем лопать шарики? – спросила Даф. Ей, как стражу света, было непонятно все, связанное с бессмысленным уничтожением.
Меф с Чимодановым переглянулись. Для них, в отличие от Дафны, не составляло вопроса, зачем нужно лопать шарики. Чтобы шарики печально говорили: «Бум!» и кто-нибудь, желательно хорошенький, орал на тебя: «Ты что, идиот, что ли?»
Если солнца нет, то почему на всех заборах написано: «Давайте погасим солнце»?
Книга света
– Эй! Ау!
Ирка очнулась. Обожглась. Колени были мокрые. Она поспешно вскочила, отбросив от себя нечто половинчатое, туманно напоминавшее знакомый предмет.
