Мы бежали сломя голову примерно квартал, потом нырнули в тень.
– Что теперь? – спросил Морли.
– Теперь мы переходим к главной части. – И я рассказал ему, как Майя и Джилл исчезли на территории Ортодоксов.
Из Четтери высыпали люди с фонарями. Похоже, они повытаскивали из постелей всех священников до единого.
– Лучше бы нам убраться отсюда, – сказал Морли. – У тебя есть план?
– Я тебе его выложил.
– Вытащить женщин? Это, по-твоему, план?
– Другого у меня нет.
Мы притаились напротив ворот на территорию Ортодоксов, в которые вошли Майя и Джилл. Отряд священников из Четтери направился в нашу сторону. Я опрометью бросился через улицу. Морли не отставал от меня ни на шаг.
– Не думаю, что они сюда полезут, даже если заметят нас, – прошептал я.
– Чушь! Тоже мне, гений!
Я перескочил через ворота. Морли полез следом. Из-за невысокого роста ему пришлось попотеть. Только я успел приземлиться, как из привратницкой будки выскочили два охранника. Оружия у них не было, но они явно искали неприятностей. Я угостил одного дубинкой. Второй бросился к колоколу – поднимать тревогу. Морли приземлился ему на спину.
Пока мы запихивали их в привратницкую, подоспела шумная ватага из Четтери. Я подошел к воротам.
– Что стряслось?
– Воры. Убийцы. Вломились в храм. – Вся шайка была в церковном облачении. Я, как работник Ортодоксов, должен был без труда понять, о каком храме идет речь. – Вы никого здесь не видели?
– Нет. Но я слыхал, как кто-то пробежал мимо минуту назад. Чесал как полоумный. Поэтому я и вышел.
– Спасибо, брат. – Ватага снялась с места.
– Неплохо придумано, Гаррет, – одобрил Морли, когда я вошел в привратницкую. Я не стал проверять охранников. Морли не был бы Морли, если бы не обеспечил прикрытие своей заднице. Эти ребята не очухаются, не освободятся и не поднимут тревоги. – Ты когда-нибудь бывал здесь?
– Однажды, в детстве. Они тогда разрешали гулять по своей территории.
– Придурок ты, что ли? Ты хоть когда-нибудь планируешь дела заранее?
Спорить с этим было тяжело. Поэтому я не стал тратить силы.
– Можешь отвалить в любой момент.
– Не хочу пропустить такую потеху. Пойдем.
Ненужный риск не в обычаях Морли Дотса. Он не станет лезть на рожон, если не рассчитывает на хороший барыш.
Но меня это ни с какого боку не касается. Если кто-нибудь ограбит храм или поживится у Ортодоксов, у меня возникнут кое-какие подозрения, но сердца мне это не разобьет. Морли просто посмотрит на меня ничего не выражающим или озадаченным взглядом, если я выскажу предположение, что он приложил к этому руку.
Мы обнаружили весь комплекс зданий за ближайшей шеренгой деревьев. Самое крупное среди них – главная базилика Ортодоксов в Танфере. Оно не менее грандиозно, чем Четтери, но не имеет особого названия, не считая чего-то традиционного, вроде «Всех Святых». Мы с Морли нырнули в кустарник и стали припоминать все, что слышали о здешних владениях. Наши сведения оказались поразительно скудными. Мы сумели опознать только три из семи зданий – базилику и два строения, приютивших монахов и монашек. Эти последние особо отличились в разыгравшемся недавно скандале.
– Вон там, случайно, не семинария и сиротский приют? – спросил Морли.
– Ага. Похоже на то. – Таким образом мы определили еще два здания. Но что такое два оставшихся?
– По логике вещей где-то здесь должна быть кухня и помещение для кормежки всей этой оравы.
– Если только они не кормятся каждый у себя.
– Угу.
– Слушай, если бы ты схватил парочку женщин, ты бы стал их прятать в женском монастыре?
– Возможно. Если только у них нет тюремных камер или чего-нибудь в этом роде.
– Ага. Но я не припомню, чтобы ходили такие слухи.
Я не имел ни малейшего представления, что делать. Разве что обыскать весь комплекс, здание за зданием. Но эта мысль почему-то показалась мне не особенно удачной. Морли прав, я в самом деле сунулся в воду, не зная броду.
Кто-то крался по территории от тени к тени. В темноте трудно было разглядеть детали, но он подошел достаточно близко, чтобы мы сумели распознать в нем монаха.
– Пойдем за ним, – предложил Морли.
Эта идея была ничуть не хуже любой другой.
Я пустил Морли вперед, поскольку он лучше видит и тише ходит. Через минуту он выставил назад руку и тихонько остановил меня:
– Он осматривается, проверяет, не следят ли за ним.
Я замер. Еще через минуту Морли дернул меня за рукав. Не прошли мы и двадцати шагов, как Морли снова остановился и потянул меня в кусты.
Монах взобрался на боковое крыльцо здания, в котором мы признали женскую обитель. Это объясняло, почему он крался.
Он отстучал условный сигнал. Дверь открылась. Монах обнял кого-то и проскользнул внутрь. Дверь снова закрылась.
– Как думаешь, у нас этот фокус сработает? – спросил Морли.
– Если нас кто-нибудь дожидается.
– Давай проверим дверь.
Нам понадобилась секунда, чтобы выяснить, что дверь заперта изнутри на засов, и всего несколько минут, чтобы убедиться, что все четыре входа в здание закрыты. Нижние окна были забраны стальными решетками.
– Видишь, что получается, когда лезешь наобум, – пробормотал Морли.
Я не стал спорить. Я вернулся к боковой двери и отстучал код, которым воспользовался предыдущий посетитель.
Ничего не произошло. Мы с Морли вступили в оживленную дискуссию по поводу моей склонности к необдуманным действиям. Я не смог убедительно выступить в свою защиту. Когда Морли завелся до такой степени, что собрался уходить, я снова постучал в дверь.
И, к нашему изумлению, она открылась.
Мы разинули рты.
– Ты рано… – сказала женщина, но, увидев не того, кого ждала, осеклась и собралась кричать. Мы бросились на нее. Нам удалось соблюсти тишину. Мы затащили ее в маленький – около шести футов в длину и четырех в ширину – холл за дверью, освещенный единственной свечой на крохотном столике. Морли рывком захлопнул за собой дверь. Я оставил женщину ему, метнулся к одному концу холла, к другому, осмотрел оба коридора, но ничего не увидел.
Я вернулся к пленнице.
– Давай покончим с этим скорее.
Морли фыркнул.
– Сегодня сюда привели двух женщин, – сказал я монахине. – Блондинку лет двадцати с хвостиком и брюнетку – восемнадцати, обе очень привлекательны. Где они?
Монашка не желала участвовать в игре. Морли приставил ей к горлу нож:
– Мы хотим знать. И не прочь взять на душу грех убийства.