— Не плач, моя Снежинка, — прошептал еле слышно, прикасаясь губами к склоненной голове, и шее, и кончику уха, и виску. Тайком, словно вор, вбирая всем телом сумасшедший, восхитительный ее аромат.
— Тихо, — выдохнул хрипло, прижимаясь поцелуем к ее лбу, выпивая слезы с щек… и, наконец, припадая напряженно к ее губам с болью и отчаяньем всех десяти лет своего одиночества.
«Нельзя!» — в последний раз что-то бессильно простонало в нем. Он дернулся, пытаясь отстраниться, но, Лая, почуяв его страх, еще крепче обвила руками его шею, зарылась пальцами в волосах, впилась ответным поцелуем.
— Не отпущу…больше, — вздохнула еле слышно, и глупый мальчишка в нем захлебнулся от восторга и желания, руки сами заскользили по теплым изгибам ее тела, а губы уже не могли оторваться от горячей дурманящей кожи…
Ударившись об пол, звякнул тоненько и глухо тяжелый перстень с его пальца, затем второй. И медленно накрыло их полотно ее рубашки…
* * *
Ледяной ветер, играющий краем полога, разбудил девушку. Постукивало рамой, выветривая последние остатки вчерашнего снотворного дурмана, заботливо приоткрытое окно (и как он догадался только?). Разноцветными бликами преломлялось в узорчатом стекле скупое утреннее солнце. Лаина одежда, торопливо сброшенная ночью, и собственный ее темный плащ нашлись аккуратно сложенными на спинке кресла. Эдана не было…
«Неужели, все-таки уехал?» — испуганно вскинулась она. Вскочила, оделась торопливо и выбежала в коридор, чуть не сбив на пороге Тану с большим кувшином воды.
— Водичка вот теплая, умыться, — растерянно буркнула та, любопытно шаря глазами Лае вослед, но девушка, быстро кутаясь в плащ, уже неслась вниз по лестнице.
«Уехал? уехал?» — то паникой, то обидой вскипало у нее в груди.
Она выскочила в сад, застыла, не зная, куда бежать дальше. И ощутила его. Будто укололо что-то уверенно: Эдан здесь. Лая огляделась, выискивая… Вот!
Босой, в одних только легких полотняных штанах, он кружил по саду, раз за разом принуждая красивое свое, послушное тело немыслимо изгибаться, пружинить в стремительных прыжках и выпадах, летать в диковинном смертельном танце так быстро, что, казалось, его ноги не касаются земли… Будто и не было вокруг ледяного осеннего холода, пробирающего обнаженный торс до костей! Будто и не жег голые ступни покрывающий траву иней!
Теперь только поняла Лая, насколько нелепой было ее тайное самодовольство за тот таркхемский поединок — ведь тогда он не дрался в полную силу. Может, играл, а может… просто не хотел убивать, каким-то своим непостижимым, звериным чутьем узнав в незнакомой воровке подругу своего детства…
Восхищение, гордость и желание жарко вспыхнули в ней.
Но тут Эдан замер, и Лая смогла рассмотреть его лицо. Отстраненное, мрачное.
А стоит ли вообще показываться ему на глаза?
— Не стой там, я тебя почувствовал, — тяжело выдохнув, вдруг заговорил он.
— В боевом искусстве упражняешься? — застигнутая врасплох, неловко выдавила Лая, и тут же одернула себя за глупо-небрежный тон. — Оделся бы, простудишься, — добавила, уж и вовсе смутившись.
Юноша наградил ее невеселым взглядом — и промолчал.
— Мне показалось, что ты уехал… — вздохнула она, растерянная его молчанием, своей недавней обидой и не схлынувшим еще восторгом.
— Должен был уехать, — отозвался он. — До самого рассвета, как уснула ты от травки своей, заставлял себя уехать. И вот видишь — не смог… Дурак… Вчера надо было…
Лая прервала его, приложив к губам ладошку. Торопливо сняла свой плащ, накинула Эдану на плечи — затем и сама приникла к нему всем телом, обвила руками, положила голову на грудь.
— Пойдем в дом, — предложила тихо. — Согреешься, выспишься, Тана завтраком накормит…
— Не могу я спать, — пожаловался он. — Все время тебя во сне вижу. Мертвую. Не могу… Не выйдет у нас, Лая. Безумие это!
Его пальцы ласкали ей щеку, а глаза — впервые с их встречи в Таркхеме — смотрели так растерянно.
— Ты ведь даже не знаешь, — говорил Эдан грустно и встревожено, — во что со мной ввязалась. Соврал я тебе о ранге своем в Гильдии… А правды никогда не скажу. И имени не назову…
— Знаю, что соврал, — успокаивающе погладила его девушка. — И что не скажешь — знаю, не дурочка… — она подняла к нему лицо, решительно сдвинула брови. — Только мне это все равно! — сказала твердо. — Мне ты нужен — не Гильдия! И если сбежишь сейчас — все равно за тобой пойду!
— Не оставляешь мне выбора? — хмыкнул он с тенью прежней язвительности. Осторожно поцеловал ее в лоб, вздохнул тяжело и на миг задумался. — Неправда, не я тебе нужен, а тот другой — из памяти, — сделал еще одну попытку, весьма, впрочем, неохотную. — Ко мне нынешнему совсем ты не готова!
— Знаю, — буркнула Лая ему в плечо. — С тобой самим такая же история. Будто нас, дураков, кто-то спрашивал! — она вжалась в него еще плотнее, упрямо не желая отпускать. — Привыкнем…
Последнее прозвучало у нее так мрачно — почти угрожающе, — что юноша рассмеялся.
— От осени до осени, — успокоившись, наконец, произнес он твердо. — Один год — это все, что я могу обещать тебе. Потом… не знаю. Будем живы — посмотрим…
— Посмотрим, — тут же лукаво согласилась девушка, решив про себя, что так просто Эдан от нее точно не отделается.
— Ох, что-то не верю я тебе, — сразу же неладное почуял юноша. — Опять травками накормишь? Приворотом? Чтоб и через двадцать лет не сбежал? — он смешно поцеловал ее в нос, затем взялся щекотать губами ухо, награждая иногда каким-нибудь словечком, — то нежным, то бесстыжим, — до кончиков ногтей вводя в пылающий румянец.
И почти уже Лае в его шепоте те самые, заветные, три слова почудились, как наглый, раскатистый грохот сигнального гонга безжалостно растоптал ее радость, разбил о гулкий камень «замкового» дворика, эхом выпотрошил на песок и булыжники.
Лая вскрикнула, больше зло, чем испуганно. Упрямо вцепилась в плечо юноши, отказываясь признавать за ненавистным рокотом право на существование. Отчаянно посылая то, что его вызвало (чем бы оно ни было!) ко всем десяти дьяволам, держащим темную длань Первого Бога.
Но Эдан хмуро отстранился, с усилием развернул ее и указал в сторону ворот. Оттуда, спотыкаясь на ступеньках, цепляясь за голые ветви кустов, крича что-то, перекрываемое непрекращающимся гулом, несся молодой командир.
Гонг всхлипнул в последний раз, тревожно ухнул по барабанным перепонкам и, наконец, затих.
— Господин лорд! — донесся крик командира, болезненно резкий в наступившей тишине. — Я поднял людей! Мы готовы стоять до последнего!
