На город медленно спускалась ночь, а вместе с ней один за другим гасли огни в окнах домов. Только в небольшом двухэтажном домике на одной из улиц ярко светились все окна, а возле него стояла та самая карета с баронским вензелем.
В этом доме, возле жарко пылающего камина в массивном кресле сидела красивая, идеально сложенная, высокая молодая женщина. Трудно было определить ее возраст, но он вряд ли превышал двадцать четыре года. У нее были бесконечно-длинные вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы и нежная кожа, своим оттенком напоминавшая слоновую кость. Но больше всего поражали ее изумрудно-зеленые глаза, горевшие как два драгоценных камня каким-то таинственным огнем на ее тонком, прекрасном лице.
Сейчас она сидела и смотрела на огонь, блики которого играли на лице и ткани платья, и в своей неподвижности походила на статую. Было в ней что-то сверхъестественное, какая-то внутренняя сила. Оно и не удивительно, ведь эта молодая женщина была не совсем человеком. Она была вампиром, о чем ярче всего свидетельствовали небольшие, но острые клыки, которые сейчас были скрыты за коралловыми губами.
— Простите, госпожа Менестрес. Мне удалось снять только такое скромное жилище, — обратился к ней тот самый светловолосый мужчина, который правил каретой.
— Тебе не за что извиняться, Димьен, — ответила она, подняв правую руку, на которой красовался массивный перстень с крупным бриллиантом с алой полосой по центру, и изящным жестом убрав с лица непослушную прядь. — Ведь у тебя было так мало времени. К тому же дом очень уютен. Да и уезжаем мы скоро.
Во время этого разговора в комнату вошла еще одна женщина, не старше двадцати восьми с темно-рыжими коротко подстриженными волосами и приятным лицом. На ней было длинное платье цвета лаванды.
От нее и Димьена тоже веяло сверхъестественным, правда далеко не каждый смог бы это заметить. Равно как и Менестрес, они были вампирами. И даже рыжеволосой женщине, самой младшей из них, было уже более восьмисот лет, что же говорить об остальных.
— Я разобрала твои вещи, госпожа, — почтительно обратилась женщина к Менестрес. — Ведь ты, наверное, захочешь переодеть дорожное платье.
— Да, спасибо Танис. И вовсе не обязательно звать меня госпожой, когда мы одни.
На это она лишь звонко рассмеялась, а вслед за ней расхохотался и Димьен. Было очевидно, что этих троих, помимо всего прочего, связывают еще и дружеские чувства, проверенные годами.
Менестрес одним плавным, кошачьим движением поднялась с кресла и сказала:
— Действительно, пора переодеться. Я еще хочу поохотиться этой ночью.
— Приготовить карету? — спросил Димьен.
— Не нужно. Дай лошадям отдохнуть.
— Пойдете пешком?
— Я еще не решила. Но тебе не стоит беспокоится обо мне. Лучше тоже пойди утоли свою жажду. Путешествие нас всех немного утомило.
— Но мой долг охранять вас.
— Не все же время! Я прекрасно могу позаботиться о себе сама. К тому же, я не в состоянии представить себе силы, которая могла бы причинить мне вред, — улыбнулась Менестрес.
Это была чистая правда. Любой вампир обладал физической силой, стократно превосходящей силу человека, а также молниеносной скоростью и особыми ментальными способностями. Каждый вампир был наделен ими в разной мере, но у всех этот дар становился сильнее со временем, как усиливались и другие способности. Например, вырабатывался иммунитет к солнечному свету, появлялась способность летать и многое другое. Чем старше становился вампир, тем выше была его неуязвимость. Их можно было уничтожить только отрубив голову или при помощи огня, хотя последнее почти не действовало на того, кто прожил более тысячи лет. А на Менестрес вряд ли подействовало бы и первое. То, что у нее был телохранитель-вампир, скорее являлось данью ее положению, чем необходимостью. Поэтому Димьен сказал:
— Значит, госпожа желает сегодня остаться одна?
— Думаю, да, — кивнула Менестрес, одарив его лучезарной улыбкой, а потом удалилась в свою комнату вместе с Танис, чтобы переодеться.
В начале XVII века покрой практически всех женских платьев был таков, что переодеться в одиночку было практически невозможно даже вампиру. Это заняло бы чертову уйму времени, так как нужно было справиться с целым морем крючков и застежек.
— Какое платье выберешь? — Танис наконец-то перешла на «ты».
— Что-нибудь попроще. Не хочу особо выделаться на улице.
— Тогда, может быть вот это? — Танис достала довольно скромное платье цвета крепкого чая из тафты, с вышивкой и венецианскими кружевами.
— Да, пожалуй подойдет.
Переодевание заняло не так уж много времени, и все благодаря ловким, умелым рукам Танис, которые с неимоверной скоростью справлялись со всеми застежками. Закончив с платьем, она также помогла своей госпоже уложить ее шикарные волосы. Она заплела их в косы, которые уложила вокруг головы, как это было принято в те времена. Вскоре Менестрес была готова к выходу.
Посмотрев на себя в зеркало, она удовлетворенно улыбнулась, потом взяла из шкатулки расшитый кошель, набитый золотом, и прикрепила его к поясу, спрятав в складках платья. Сделав это, она сказала Танис:
— Ну, я пошла.
— Постой, возьми плащ, — и, не дожидаясь ее ответа, она сама накинула на плечи Менестрес серый плащ на атласной подкладке и с капюшоном. — Желаю хорошо провести время.
— Спасибо. Кстати, ты и сама можешь последовать моему примеру. Ведь ты голодна, а я не хочу, чтобы мои друзья голодали, — она особо подчеркнула слово «друзья», а потом мимолетной тенью покинула дом.
Ночь приняла ее в свои радушные объятья. Она была ее домом, здесь она чувствовала себя в своей стихии. И, в этой ночи, она, безусловно, была самым опасным существом, хоть и выглядела как сошедший с небес ангел.
Менестрес шла летящей походкой по темным улицам, и ничто не выдавало ее сверхъестественной сущности. К тому же она не собиралась обнаруживать свое присутствие перед местным вампирам, которых здесь было не более двадцати. В ее планы не входило встреча с ними. Хотя, в большинстве своем, они были молоды, и вряд ли бы узнали ее.
* * *
Антуан гнал лошадь во весь опор, пока дорога не привела его к дверям ставшей столь знакомой таверны. Стоило ему спешиться, как тотчас подскочил хозяин заведения и, поймав поводья, склонился в почтительном поклоне. Еще бы, ведь Антуан уже оставил здесь столько денег, что это составило бы, наверное, годовую выручку от таверны.
— Что пожелает господин? — упитанное лицо хозяина расплылось в подобострастной улыбке.
— Как обычно, Поль.
— Как пожелаете, — хозяин бросил поводья мальчишке-слуге. — Прошу, проходите.
