— Сними платье. Только не торопись.
Подсознательно Элика ждала этого приказа. С первой встречи это требование заставляло ее пылать от смущения и едва сдерживать жгучие слезы унижения. Даже после того, как ей пришлось познать объятия мужчины, ощущение собственной наготы перед ним вызывало почти болезненный протест от стыда и ощущения собственного падения.
Элика не посмела возразить. Гоня прочь неуместные, готовые помешать ей эмоции, она решительным, почти отчаянным жестом потянула завязки платья, обернутые вокруг шеи. Принц, сам об этом не догадываясь, упростил ей эту задачу, запретив смотреть ему в глаза. С одной стороны, это было очередным унизительным ударом, приказ, который больше подходил для рабыни, но с другой, он сам себя лишал удовольствия видеть ее страдания, которые глаза выдавали сразу. Была это его оплошность либо наоборот, его милость, девушка не знала. Ужас перед плетью и чувство вины за свои слова сделали ее податливее восковой свечи в руках тирана и поработителя.
Платье розовой жемчужной лужицей стекло на холодный черный мрамор, неумолимо скользнув по гладкой, увлажненной маслом коже принцессы. Словно в полусне, Элика переступила одеяние-предателя, свой последний бастион в сражении против принца. Беззащитность отозвалась холодом в каждой клеточке тела, румянец стыда и унижения залил щеки, и девушка тряxнула головой, инстинктивно, безотчетно, позволяя волосам скрыть свидетельство своего поражения.
Голос принца, казалось, доносился издалека.
— Иди в центр комнаты и заложи руки за голову.
Как, оказывается, просто это сделать, когда сознание и гордость получили мысленный приказ замолчать, не подавая голоса из условных камер заточения! Элика сделала несколько плавных, так легко ей давшихся шагов. От заведения рук на затылок грудь приподнялась под жадным взглядом мужчины. Девушка закусила губы, когда он подошел к ней.
— Не бойся. У тебя кровь на губах. Не надо так.
Элика замерла. Теплом и участием повеяло в последних словах. Горло предательски сжалось. Ну, зачем он это делает?! Сначала демонстрация плети, потом неожиданная нежность - эти контрасты разбивали ее защиту, душевное оцепенение, угрожая уничтожить самообладание на начальном этапе.
Сильные мужские руки легким движением накрыли ее грудь. От этого ласкового касания странное ощущение, похожее на раскручивающуюся спираль внутри, на миг вырвалось вперед из заточенных в клетке глубин подсознания. Элика изумленно открыла глаза, пытаясь прислушаться к новым ощущениям в своем теле. Легкое головокружение не оставило иного выбора, кроме как вцепиться в плечи принца, дабы устоять на ногах. Она поймала его взгляд, запоздало понимая, что не смогла скрыть изумления.
Лед. Обжигающий холод белого безмолвия. Торжествующая ненависть тирана, несмотря на нежные прикосновения. Бескомпромиссная власть хозяина, не знающая пощады и прощения. Элика задохнулась от ощущения непонятной внезапной потери, вспомнив о своем положении и осознавая, что нарушила запрет смотреть в его глаза.
Едва поднявшая голову страсть пала ниц, застывая под сковывающим ледяным покрывалом, дабы заснуть снова на неопределенное, но долгое время. Даже ладони теперь обожгли холодом, прогнав сладость своего первого прикосновения. Покорность как средство защиты вновь перешла в апатию, дающую странную неуязвимость от всех его действий.
Больше она не видела его глаз, не чувствовала изменений настроения, почти не воспринимая ласкающие поглаживания груди, не вздрогнув, когда руки опустились ниже, поглаживая расслабленные мышцы ее плоского живота, подбираясь к сосредоточению ее женского начала. Поначалу ласково, словно стараясь не напугать, потом настойчивее, словно требуя нового отклика на свои действия. Ничего. Тело словно заключило союз с восставшим сознанием, выбравшим единственно возможную тактику защиты − отстраненность.
Кассий не сдержал предательского вздоха разочарования. Он был почти уверен, что яркие искры вожделения в ее зеленых изумленных глазах ему не привиделись. Ощущение радости и восторга от осознания того, что ему почти удалось пробить ограду страха, неприятия и зажатости своей пленницы было искренним, лишенным восторга победителя и злорадства мучителя. Принц с внезапным чувством бесконтрольной нежности осознал, что именно это хотел видеть с самого начала. Отклик, полет к звездам вопреки своему отчаянному, доведенному до грани состоянию. Принцесса почти была к этому готова, но что-то заставляло ее убивать в себе эти ощущения, сметать с пути некстати всплывающим осознанием своего подчиненного положения, болезненными воспоминаниями о первых встречах наедине и терзаний от своей вынужденной покорности. Ей ни капли не удалось его обмануть. Она не подчинилась и не сломалась. Страх заставлял ее играть по негласно писаным правилам, притворяясь той, кем она не есть. Принцу почти не хватало ее яростного сопротивления, в котором было куда больше жизни и страсти, чем в затравленной попытке соответствия его ожиданиям.
Его пальцы беспрепятственно, не встретив отпора, проникли внутрь складок ее плоти. Ничего. Он не ощутил ни капли нектара возбуждения. Элика вздрогнула от боли и неприятия, но возразить не посмела. Кассий вынул оставшиеся сухими пальцы, погладил искусанные от плохо скрываемых страданий губы девушки.
— Оближи, — его голос прозвучал сухо, вопреки всем намерениям быть великодушнее, дабы пробить стену ее отчуждения.
Элика едва поняла смысл приказа, но все же неуверенно приоткрыла рот, ощутив на языке свой собственный соленый привкус. Не думая ни о чем, сжала губами оба пальца, смочив слюной, слегка втянув внутрь в инстинктивной попытке найти в этом успокоение. Подсознание, видимо, сейчас воззвало к далеким временам ее младенчества, но задумываться об этом не было ни сил, ни времени.
Кассий раздраженно выдохнул от этой апатичной, почти оскорбительной для него мнимой покорности. Жестокие слова сорвались с его губ прежде, чем он успел задуматься об их значении.
— Хорошая девочка. Пора бы занять твой ротик чем-то более интересным.
Увлажненные пальцы теперь беспрепятственно проникли внутрь пленницы, глубже, отыскивая сосредоточение женского удовольствия. Элика никак не отреагировала ни на его вторжение, ни на его пока непонятные ей слова. Тело не отторгало эту дерзкую ласку, но и не получало от нее ни малейшего удовлетворения, лишив себя права даже на любопытство. Во многом благодаря этому она смогла устоять на ногах, глядя в сторону, думая лишь об одном − о том, что время утекает, хоть медленно, и неотвратимо, и вскоре все это прекратится. Кассий не оставлял своих бесплодных попыток разбудить чувственность принцессы. Впервые в этом возникла необходимость, и если раньше ему это без труда удавалось, сейчас он просто не понимал, что нужно делать. Все его попытки разбились о лед отчуждения надломленной пленницы, удерживаемой против воли. Наверняка она его ненавидела столь сильно, что предпочитала страдать и испытывать боль, заранее презрительно отбрасывая возможность расслабиться и улететь к звездам, забыв о неравности сущностей и о том, что было раньше.
