Мы впечатлились. Настолько, что некоторое время потрясено смотрели вслед кошатине, и только потом смогли придти в себя. Переглянувшись с Налькой, я тихо проговорила:
— Пойду, проверю, как там Леша.
Словно почуяв, что я собираюсь выйти, кошатина кинулась в другую сторону. По крайней мере, я услышала тихие, но быстрые шаги, удаляющиеся от двери. Судя по всему, Налька тоже услышала (с ее-то локаторами! Кажется, я никогда не устану говорить на эту тему…), ибо негромко хмыкнула и принялась снова забираться на свой карниз.
Мальчик спал, сбросив с себя во сне одеяло и прижав к себе ноги, словно боялся чего-то. Спящим он казался еще более уставшим, беззащитным, маленьким. Бедный. Укрыв его одеялом, я не удержалась от того, чтобы ласково погладить его по коротким волосам.
Все будет хорошо.
Честно говоря, сейчас я даже не вспомню, сказала я это вслух или про себя. Но мне на миг показалось, что ему стало спокойней…
Что не удивительно, уходя (то бишь спиной) я не заметила, как меня задумчиво проводили серые глаза, глядящие на меня так, словно Леша слышал весь наш разговор с Налькой. Вернее — подслушивал.
А утром уже я, а не наша многоуважаемая кошатина, носилась по квартире, как оглашенная. Спросите, почему? Да после такой ночки немудрено проспать было.
Грызя яблоко, я на ходу пыталась натянуть на себя сапоги, мысленно на чем свет стоит ругая Сафиру за то, что она уговорила купить меня сапоги на каблуках. Нет, у меня, конечно, была вторая пара, совершенно нормальная. Только одна проблема — я никак не могла вспомнить, куда ее запихнула.
За этим всем меня и застал Леша, выглянувший из комнаты. Наверно, я его разбудила (хотела бы я увидеть того, кто не проснется, когда кто-то в коридоре рядом будет топать туда-сюда, как слон, да еще и ронять все на своем ходу). А я так пыталась этого не сделать. Даже в спальню не заходила за вещами, хотя кое-что из них мне ой как было нужно.
Понаблюдав за моими мучениями с минуту, Леша спросил удивленно и сонно:
— А… куда ты?
Я в тот момент как раз искала свою беретку, в которой хожу по школе, и которая никак не желала находиться, а потому отозвалась несколько раздраженно:
— В школу!
Маленький, локальный ступор и не донесенная до зевающего рта ладонь. Выглядит очень мило.
— Зачем?
— А зачем ходят в школу? Работать.
Протянув понятливое "а-а", Леша кивнул и замолчал. А я вспомнила, что совершенно не подумала о завтраке для него. Вот… víola*.
— Так, — я остановилась и посмотрела на мальчика, судорожно пытаясь вспомнить, что у нас в доме есть съедобного. — Где-то там, в холодильнике, есть колбаса. На какой-то полке, я не помню на какой, но ты найдешь, лежит хлеб. Вообще, можешь есть все, что хочешь. Главное — чтобы оно подозрительно не выглядело.
— Подозрительно — это как? — на всякий случай уточнил мальчик, переварив мои указания. И правильно сделал. Подозрительно — это понятие растяжимое.
В ответ я только усмехнулась:
— Увидишь ростки в холодильнике, которые заготовила Таня, поймешь.
Кивнув еще раз, Леша еще некоторое время наблюдал за мной. И уже когда я собиралась вылетать из дома с ключами в руках, неожиданно спросил:
— А можно мне с тобой?
Тут уже пришла моя очередь удивляться. С одной стороны — что ему там, в школе, делать? Учиться я его пока устраивать не собиралась, решив дать время отдохнуть. В работе мне он точно не поможет, только еще больше различных слухов обо мне и пойдет. Последний факт и стал решающим, не дав даже додумать, что там должно было быть с другой стороны.
— А пойдем. Будет тебе первый урок в новой жизни. Только одевайся быстрее, а то мы опаздываем уже!
Уже скрывшись за дверью, Леша довольно ехидно отозвался из комнаты:
— Проспал, между прочим, не я!
Фыркнув в ответ, не менее ехидно, но с улыбкой отозвалась:
— Кое-кто, между прочим, проснулся даже позже чем тот, кто проспал!
И только после этого вспомнила, что я все еще не нашла беретку, а времени — нет вообще. Немного подумав, выразительно плюнула на такие мелочи и отправилась на подвиги — искать те самые хлеб и колбасу, чтобы перекусить хотя бы на ходу.
К началу первого урока мы таки не успели. Зато к его концу — как раз. Хорошо, что дядя меня все-таки уговорил переехать в новую квартиру, а то бежали бы мы с Лешей куда дольше и куда как акробатичней. Гололед стоит на улицах жуткий! Даже не верится, что на дворе декабрь, а двор — в Москве.
Вломившись в класс на всех порах и на ходу стягивая куртку, я принялась вещать бодрым голосом:
— Будьте здоровы, дети мои. Как слышу, не шалите? Вот и умнички. Домашку все сделали? Если нет — покусаю! Что, не верите? Вам показать мою вставную челюсть?
Восьмиклассники, привыкшие к моей манере общения, вразнобой принялись не то здороваться, не то отговаривать от демонстрации зубов, в итоге чего в комнате поднялся такой веселый гам, которого не было даже в мое отсутствие. Чуть поморщившись, без разбору скинула куртку и сумку на кресло, и сделала этакий музыкальный жест рукой (ну, знаете, как дирижер машет), чтоб все замолчали. Как ни странно, меня в кои то веки послушали даже без слов! Я в умилении.
— Верю, сделали. Проверю на следующем уроке.
Общий облегченный выдох. Однако, стоило мне коварно улыбнуться, детки снова насторожились. Вот что значит — тесное общение. Меня уже боятся. Мне гордиться или разочаровываться? Чуть улыбнувшись, продолжила:
— А теперь позвольте представить вам вашего нового учителя!
С этими словами в класс вошел Леша, на ходу жуя бутерброд, который я вручила ему еще дома. Полюбовавшись на него пару секунд, я выразительно хмыкнула и все-таки поправилась:
— Вернее, будущего учителя ваших детей. В общем, прошу любить и жаловать — Алексей Андреевич.
Мальчик, услышав мои слова, удивленно замер (а кто сказал, что я его предупредила, прежде чем рассказывать ребятам, кто он есть, вернее, кем может быть?) и посмотрел на класс. Слегка очумело кивнул. Ребята машинально кивнули в ответ, кое-кто даже вякнул: "Здрасти". После чего все уставились на меня, мол, объясняй. После истории с "Олежкой" в мои истории верили не сразу, но я ж упорная, я ж добьюсь…
Премило улыбнувшись, плюхнулась поверх куртки и сумки (подумаешь, разобьется в ней что-нибудь… склею!) и пояснила с важным видом:
— Понимаете, ребята, Алексей Андреевич был настолько впечатлен моей суровой и тяжкой судьбой, что благородно согласился заменить меня на месте вашего педагога. Но, так как ему отказались просто так выдавать диплом о высшем образовании, это случится, увы, не так скоро, как мне хотелось бы. Поэтому к тому времени, когда Алексей Андреевич сможет работать по профессии, нужно будет учить уже не вас, а ваших детей. А на данный момент мой уважаемый будущий коллега согласился посидеть на уроке и понаблюдать за вашим поведением, чтобы потом строже относиться к детям тех, кто будет себя плохо вести. Так что, прошу вас, Алексей Андреевич, присаживайтесь на последнюю парту.
