В ясный день из окна самой высокой башни видны были далекие заснеженные вершины, сверкающие на солнце. Но сегодня с утра шел дождь, горы окутал туман, и вид из окна был унылым. Таким же унылым было лицо мага Огня Ортега. Набросив на широкие плечи меховой плащ, владелец замка стоял, скрестив руки на груди, и смотрел вдаль. Он размышлял.
С самого начала все складывалось так удачно, что он уверовал в поддержку самой судьбы. За последние месяцы маги Огня научились не только поднимать в воздух ниметоны с помощью идера, но и двигать по воде куоты. Для этого достаточно было крошечного приспособления, содержащего заряд идера. Такое приспособление легко можно было хранить в дорожном мешке. Теперь мир принадлежал не Сенату и не Аникодору. Он принадлежал ему, Ортегу. Хотя о настоящей власти пока можно было только мечтать.
Ортег допускал, что ждать придется годы. И это его вполне устраивало: все-таки сейчас у него не было достаточно сил, чтобы противостоять Сенату, — не хватало ни людей, ни машин. А за несколько лет это удалось бы исправить. Но не прошло и двух месяцев, как на Мешеороте, в устье Шумшана, в условленном месте, его люди обнаружили сообщение, что Эстрилу удалось найти девицу. Там же говорилось, что куот с этими двумя на борту не поплывет через остров Ромо. Оставался Ловиж — там и следовало их искать. Пять лучших ниметонов кружили над стоянкой куотов, чтобы забрать Эстрила и отправить девушку в Перонеду как можно скорее.
Судя по всему, Сенат скоро узнает о его затее. В окрестностях Перонеды уже сейчас появились подозрительные личности, более всего похожие на шпионов. При поимке они успевали проглотить какой-то быстродействующий яд. Ортег знал: о таком способе мгновенного ухода из жизни было известно тем, кто имел отношение к Сенату. Он сам когда-то послал своему бывшему учителю Стратолу такую пилюлю, получив ее от магов Огня, заседавших в Сенате. Говорят, старику пришлось воспользоваться этим подарком. Теперь связь с Шингвой поддерживать не так-то легко: на магов Огня в столице начались гонения. Недавно их исключили из Сената — значит, там уже сделали правильные выводы. И со дня на день в Перонеде можно ожидать появления шкиды.
Но Ортег был готов к бою. В конце концов, речь шла не о продолжительных военных действиях, а о том, чтобы остановить людей Сената, если они захотят воспрепятствовать ритуальному убийству. Для этого существовали ниметоны, вооруженные смертоносным зарядом идера, и пара десятков солдат, способных задержать наступление противника в узком проходе к горам. В крайнем случае, Ортег намеревался убить девчонку просто так, без всякого алтаря Колон. Лучше пусть все останется по-прежнему, чем Сенат вернет миру Звездную силу.
Но такого развития событий он совсем не ожидал…
Когда его ниметоны наконец обнаружили Эстрила и девчонку, небеса разверзлись, напустив на них двадцать лютых ведьм в голубых плащах. Никто из жрецов не был готов к этому, и один из ниметонов, дорогостоящая, сложная машина, погиб в бою. Оказалось, что голубой огонь, которым владели эти женщины, обездвиживает противника. Бедняги-жрецы просто не могли управлять ниметоном, и тот упал на землю. Правда, ведьмам тоже досталось. Когда куоты скрылись за горизонтом и жрецы Огня все-таки решили отступить, три из них лежали распростертыми на земле.
Оставалось надеяться, что куоты достигнут Аникодора с северо-западной стороны, неподалеку от Перонеды. Но это потребует времени. Можно было, конечно, догнать куоты по воздуху, но после случившегося Ортег не хотел рисковать своими машинами. Лучше подождать. Тем более, что и здесь, в замке, было чем заняться.
Ортег нажал кнопку на стене: идер был здесь повсюду. На самом нижнем этаже его зов должен был услышать начальник тюрьмы, где содержались два важных узника. Действительно, скоро после деликатного стука в дверь на пороге возник усатый толстяк в теплой тунике из некрашеной шерсти и мягких сапогах. Он не был магом и даже жрецом — обычный глупый и верный служака. На Ортега он смотрел, как на божество, а Сенат считал воплощением зла.
— Я хочу поговорить с пленником… С мужчиной, — сказал Ортег. — Приведите его в мой особый кабинет.
В камере было холодно и промозгло. На полу все время стояла лужа, которую по утрам покрывала хрупкая ледяная корочка. Пористый камень стен источал влагу. Из крошечного окошка под самым потолком сюда едва проникал хмурый свет пасмурного дня. В темных углах тихо скреблись крысы.
Готто сидел на кровати, завернувшись с ногами в вонючее одеяло из козьей шерсти, которое, казалось, шевелилось от изобилия обосновавшихся в нем насекомых. Но молодому человеку было не до брезгливости: за пару недель, проведенных здесь, холод превратил его в старика. Спину и ноги постоянно ломило, лицо приобрело землистый оттенок, нечесаные волосы и борода свисали грязными слипшимися прядями. Холод сводил Готто с ума. Ему казалось, что за час, проведенный на солнце, он согласится принять самую страшную казнь. Но никто не приходил, чтобы предложить ему такой обмен, — лишь два раза в день открывалась маленькая форточка внизу двери, чтобы просунуть еду — миску склизкой каши, такой же холодной, как и все, что окружало его здесь.
Подумать только, всего две недели назад он так же молил о прохладе, как теперь тоскует о солнце! Но тогда солнца было в избытке. Солнце едва не убило их с Роут, хотя теперь Готто начинал сомневаться, что им стоило оставаться в живых. Что происходит? Почему его держат в тюрьме? Сколько будет длиться это заточение? Где Роут? Ни на один вопрос Готто не мог получить ответа — тюремщикам, приносившим ему еду, дан был приказ молчать. Да и язык, на котором здесь говорили, был ему неизвестен. Поэтому сегодня, когда толстяк с густыми усами знаком велел ему следовать за ним и надел на глаза повязку, Готто испытал облегчение. Возможно, хоть что-то прояснится в его судьбе!
Готто думал, что его поведут по лестнице, и приготовился считать ступени — вдруг эти сведения пригодятся для побега. Но к его удивлению усатый тюремщик втолкнул его в тесную комнатку, забился туда следом сам и забарабанил пальцами по стене, покрытой неизвестным материалом. Молодой человек испытал самый настоящий ужас, когда комната пришла в движение. Она явно устремилась вверх, а когда остановилась, тюремщик открыл дверь в другое помещение. Готто сорвал повязку и едва успел зажмуриться, чтобы не ослепнуть.
Помещение освещал не только дневной свет, падающий из узкого стрельчатого окна, за которым виднелись горы. Неизвестно откуда лилось яркое, ослепительное сияние. И в этом сиянии Готто увидел высокого, широкоплечего мужчину с короткими седыми волосами, в меховом плаще. Тяжелый изучающий взгляд и мускулистые руки, скрещенные на груди, не предвещали приятной беседы.
