— Если бы я раньше слышал об этой богине Иситар, то тоже задумался, не воплотилась ли она в Гвендолен, — ответил Баллантайн без улыбки в голосе.
— Государственный муж Круахана поклоняется чужим идолам? Здешняя земля на вас дурно влияет, Эбер.
— Почему же, я всегда был уверен, что в мире кроме одной, главной силы, существует много других. Они могут быть слабее, но они тоже есть. Ведь если считать, что у моря, деревьев и камней присутствует своя душа и своя сила, то почему бы им не быть у любви?
— Оказывается, мы связались с язычником, — Логан пожал плечами и дунул на шарик огня, чтобы тот погас. Тучу медленно сносило в сторону, и воздух в подвале начинал светлеть. — Надеюсь, Эбер, когда вы клялись служить Провидению в его Чертоге, вы не упоминали о своих еретических мыслях?
— Я открою вам страшную тайну. Многие из тех, кто служит Провидению, не верят вообще ни во что, в отличие от меня.
— Ну-ну, — только и сказал на это молодой книжник, покосившись в сторону, но больше ничего не прибавил. Гвендолен, давно извертевшаяся от нетерпения, все-таки дождалась, пока он вполголоса заговорит с Дагаддом, и прошептала, наклонившись к плечу Баллантайна:
— Почему вы… ты считаешь, что во мне воплотилась эта… Иситар?
— Потому что если говорить о даре, который так выпрашивал этот бедняга, — по-прежнему серьезно отозвался Эбер, — то я его уже получил сполна. По крайней мере, когда я с тобой наедине.
Человек, пришедший вместе с Шихрой часа через два, был невысоким и щуплым, с жесткими черными волосами, торчащими как солома, и в его внешности были явно видны признаки метиса, но не с северной кровью, а потомка кочевников из пустыни. Подойдя к подвалу, он даже не стал тратить время на приветствия:
— Это вам позарез нужно незаметно убраться из города?
Логан с Дагаддом одновременно посмотрели на Баллантайна, моментально признавая его первенство в переговорах с местными.
— Допустим, — без особого рвения отозвался Эбер, поднимаясь и подходя ближе. Некоторое мгновение вновь пришедший изучал его с ног до головы, потом процедил, почти не разжимая рта:
— Непохоже, чтобы у тебя в карманах водилась плата, которую я обычно беру за такие дела. Сколько вас?
— Четверо.
— Ты никогда не расплатишься, — уверенно сказал маленький и повернулся, чтобы уходить. При этом он наградил Шихру убийственным взглядом, видимо, в благодарность за бесполезных клиентов, но гвардеец, который был выше его на полторы головы и в два рааз шире в плечах, только попятился.
— Ты, видимо, не называешь точную цену потому, что не умеешь считать до таких чисел? — не удержалась Гвендолен.
— Откуда возьмутся деньги у людей, что позволяют своим женщинам разговаривать? — резонно заметил маленький, но затем все-таки снизошел: — Триста дирханов.
— Триста? — воскликнул Логан, причем в его интонации было больше восхищения, чем недовольства. — Как я понял, на такие деньги можно купить целый караван или землю в оазисе.
— Оазис- это жизнь в пустыне, — твердо заявил пришедший с Шихрой. — И ты тоже покупаешь жизнь. Не хочешь — дело твое.
— Город оцеплен, — не унимался Логан, — как вы сможете нас вывести? Допустим, у нас есть триста дирханов, но мне кажется, мы их потратим напрасно. И вам они не пойдут на пользу, потому что вас схватят вместе с нами.
— Не беспокойся, чужеземец, — маленький человек изобразил на своих жестких губах с полоской усов некое подобие улыбки, но глаза остались холодно сощуренными. — Я смогу. Во всем городе только я один и смогу увести вас с собой. И проводить, куда нужно.
— Нам нужно в Эбру, — поспешно сказал Логан. — Но я не понимаю, как это у вас получится.
— Да он ни за что не сможет нам помочь выйти из города, так чтобы об этом все узнали, — вдруг непонятно высказался Баллантайн. — Этот человек ни единого слова правды пока не сказал. И караван до Эбры нам не нужен, не стоит торопиться. Никаких трехсот монет мы тебе не заплатим, можешь начать переживать по этому поводу.
При этом он выставил мизинец правой руки и несколько раз потер им кончик носа, отчего на лице маленького человека возникло совсем другое выражение — хитрое, немного приторное, явно стремящееся отразить приязнь к собеседнику, но от этого еще менее располагающее.
— От какой пряди ты послан?
— Теперь я приехал из Круахана. Но несколько лет назад я хорошо знал Тэрри Везунчика из Восточной пряди. Не тебе рассказывать, как тот любил водиться с круаханцами.
Спутник Шихры засунул пальцы за широкий пояс и несколько раз покачался с носка на пятку.
— Можете не надеяться на безопасную дорогу, — сказал он наконец с широкой улыбкой. Зубы у него оказались совершенно ослепительные, но странное дело — обаяния не прибавили. — Огорчайтесь, не возьму я с вас двести монет.
— Эбер, вы оба заразились от Дагди? — громким шепотом спросил Логан. — Но того я хотя бы привык понимать.
— Здесь все понять тоже довольно просто, — повернулся к нему Баллантайн. — Это манера эбрийских контрабандистов — все мысли выражать наоборот, вместо "нет" говорить "да", вместо "белое"- "черное". Ходят слухи, будто изначально они это придумали, чтобы обмануть судьбу. А потом решили, что так им будет легче скрыть свои мысли от других и к тому же узнать своих — тех, кто с ними связан.
— Контрабандистов? — с легким ужасом переспросил Логан. — Но вы не можете не знать, что в Эбре существует только один вид контрабанды.
— Конечно, знаю, и могу на всякий случай пояснить для остальных. Из Эбры везут листья дурманного дерева, которые идут на изготовление порошка серого цвета. Многие в Валлене и в Айне любят нюхать его по вечерам, чтобы им приснились цветные сны. А взамен в Эбру привозят запрещенное здесь вино.
— И вы были с ними связаны?
— Серый порошок я им возить не помогал, если вы это имеете в виду, — сухо ответил Баллантайн. — Но они лучшие поставщики слухов и новостей. Я ошибаюсь, Луйг, что вы сами собираетесь сейчас с ними связаться ради своей великой цели? Или она не стоит того?
Логан на мгновение опустил голову, так что подсыхающие волосы упали на лицо, и было непонятно, изменилось ли обычное холодное и внимательное выражение наблюдателя за жизнью.
— Вы совершенно правы, Эбер, — сказал он прежним голосом, снимая кошелек с пояса. — Вот двести дирханов.
— Первый раз вижу, чтобы обжорство приносило такую пользу, — не удержалась Гвендолен, кивнув в сторону Дагадда.. — Почему тебе тогда не платят каждый вечер в трактире, вместо того чтобы брать с тебя деньги за ужин?
— Потому что каждый вечер я так не выволоку, пташка, — невозмутимо отозвался Дагадд. — Кстати, малыш, растирай быстрее, через десять минут сюда воткнутся эти пни с рогами.
