Так вот, попытки лордов открыть портал вызывали у демонаубийцы очень сходные ощущения. И он не выдерживал, отмахивался. И все начиналось сначала.
Чтобы заснуть, он стал считать овец. По рекомендации Эдуарда – так его в детстве учила няня. Старинный, проверенный способ деревенских бабокведуний. Тоже не помогло. Овцы не желали чинно, по порядку перепрыгивать через заборчик. Стая слепней гналась за ними, и они разбегались врассыпную.
Тогда Аолен посоветовал слагать вирши. Якобы поэзия благотворно влияет на психику. Послушался, стал слагать, вопреки собственным клятвам и зарокам. Получилось вот что:
Ответь, что может быть ужасней,
Чем вопли комара в ночи,
Когда голодный он кричит
В своей гетеротрофной [15]страсти?!
Он реет, кружит над тобой
Во тьме, и страхом первобытным
Душа полна, и сны забыты –
Несовместим Морфей и вой…
И в жилах кровь от звука стынет,
Как избавленья ждешь укуса…
Родился храбрецом иль трусом –
Любого мужество покинет.
Пред кровопийцей полунощным
Мы все равны – и смерд и царь.
И всякая живая тварь
Невольно на Судьбу возропщет.
Когда…
Что именно было «когда», Хельги сочинить не успел. В караул заступила Меридит и сказала, что стих неудачный, потому что плохо выдержан размер. И продолжать его не стоит – читатели, случись таковым быть, непременно решат, что не воин писал, а нежная дева корриган. И вообще, самый верный способ заснуть – это попытаться воспроизвести в памяти первую главу «Основных положений современной теоретической магии».
– Почему именно первую? – полюбопытствовал магистр Ингрем.
– Потому что второй у тебя в памяти никогда не было, – последовал ответ.
Метод дисы подействовал, хоть и не сразу. До рассвета оставалось чуть больше часа, когда шагах в десяти от стоянки, прямо из ничего, сгустилось тускло мерцающее облако магии.
Воспользоваться порталом оказалось очень легко – нападавшие в мыслях не держали его охранять. И внезапное исчезновение двух воинов с поля боя осталось незамеченным.
Равно как и появление их на другом конце.
Место, где очутились лазутчики, можно было без малейшего сомнения идентифицировать как магическую лабораторию. Но не простую, а очень богатую и, если можно так выразиться, изящную. Интерьер ее был полон изысканного, благородного очарования старины. Здесь ничто не напоминало о грубости нашего утилитарного времени. Каждый предмет обстановки, каждая деталь оборудования были тщательно подобраны и являли собой едва ли не произведение искусства.
Колбы и реторты тончайшего и чистейшего дутого стекла, искрящиеся в свете ароматных масляных ламп, походили на радужные мыльные пузыри. Склянки с реактивами и бутыли с зельем имели столь очаровательные формы, что больше подошли бы для хранения драгоценных благовоний; не каждая современная модница могла бы похвастаться такими в своем арсенале. Узор кованой решетки на маленькой жаровне был затейлив, как дольнское кружево; такой же орнамент украшал ажурные ставни стрельчатых окон. Изгиб мебельных ножек выглядел так игриво, что казалось, будто все эти позолоченные столики и креслица, открытые шкафчики и кованые сундучки готовы в любую минуту сорваться с места и пуститься в пляс. На низком диванчике с бархатной обивкой цвета бедра испуганной нимфы лежали шелковые сехальские подушки, расшитые стеклярусом и жемчугом. Терракотовые плиты пола прикрывал светлый длинноворсный ковер с вытканной на нем пентаграммой. Был он безукоризненно чист – видно, тех демонов, чье появление обычно сопровождается пламенем, копотью или, наоборот, зловонной слизью, здесь никогда не вызывали.
В общем, если бы профессиональной магией надумала заняться юная сентиментальная дева, не лишенная художественного вкуса и материального достатка, ее лаборатория выглядела бы именно так.
Однако голоса, доносившиеся изза дверей и неуклонно приближающиеся, были отнюдь не девичьими, равно как и тяжелая поступь.
Между высоким, под потолок, шкафом, посверкивающим золотыми обрезами книг, и камином обнаружился вход в маленькую кладовку, скрытый кокетливой шторкой с длиной бахромой. Тудато, за неимением лучшего укрытия, и юркнули лазутчики, замерли, затаив дыхание.
Спустя несколько секунд в лабораторию вошли двое. Их разговор был продолжением начатого ранее.
– …Мы уже потеряли половину наших воинов, – сказал резкий и громкий голос; обладатель его явно привык не просить, а отдавать команды. – Не кажется ли вам, почтенный Ллевелис, что противостоящие нам твари слишком хороши для простых наемников?
– Я никогда не утверждал, что они простые, милорд, – отвечал глухой старческий голос, он звучал тихо, но без подобострастного заискивания; собеседники говорили на равных. – Королевские семьи могут себе позволить нанять самых лучших.
– Однако в магии они не сильны, ведь так? Почему бы не выставить против них Эрсилана и Турольда? Они уже исполнили свою миссию…
– А мы уже лишились Корделла, не забывайте об этом, милорд! Еще одна потеря окончательно подорвет наши силы.
Мы не можем рисковать мастерами. Когда пробьет заветный час Возрождения, мне не обойтись без учеников.
– Когда он пробьет, нам не обойтись без девы! Мы должны вернуть ее, во что бы то ни стало! Оправдан любой риск!
– Нет, милорд, не любой. Если мы не вернем дайрскую принцессу, используем запасной вариант. Снарядим экспедицию в Сонное королевство. Но раздобыть другого мага мы не сможем. Подумайте об этом, милорд!
– Думать будем не мы с вами, а королева! Я немедленно отправлюсь к ее величеству с докладом!.. – Тут резкий голос стал звучать мягче, будто просил прощения: – Поверьте, я очень ценю, я глубоко уважаю вас, почтенный Ллевелис. Но я больше не могу жертвовать своими воинами…
– О, я не осуждаю вас, милорд! – был ответ. – Поступайте, как сочтете нужным. Мы делаем общее дело, и в спорах, как говорили древние, рождается истина… Во имя Возрождения, милорд!
– Во имя Возрождения, Мастер!
Входная дверь захлопнулась под мелодичный звон колокольчика. Тот, кого называли милордом, ушел. Мастер остался. И был он слишком стар, чтобы допрашивать его по всем правилам. Ведь и Меридит и Хельги были приучены уважать старость. Но был он маг, и как бы не из Великих. Такого нельзя просто связать и оставить с кляпом во рту, чтобы не мешал разведывательной миссии. Проще всего было бы убить – опять же, мешало воспитание.