– «Привет вам…» – прошептала я, касаясь копытом изображения, вытравленного на поверхности ворот. Исцарапанное, оно было исчерчено следами попыток проникнуть в скрытую за воротами твердыню, однако, на золотистой панели все еще проглядывали изображения мужчины и женщины, соседствующие с фигурой из пятнадцати линий, выходящих из одной точки, и диаграммой, изображавшей Солнечную систему – «Привет вам. Как же так, а? Ну как же так?».
Изображение не ответило. Все так же приветливо поднимал руку мужчина, все так же молча стояла рядом с ним женщина – что видели они, свидетели заката человечества? Наверняка, где-то в бездонной пустоте, за пределами Солнечной системы, все так же плыл космический зонд – пылинка в пустыне, брошенная в необъятные просторы космической пустоты[281] – встретил ли он кого, и если да – то узнали ли они о нашей судьбе? Застыв, я медленно клонилась вперед, пока не уперлась лбом в прохладную преграду.
«Боишься?».
«Боюсь. Может… Может, не стоит?».
– «Нет, мы должны. Мы обязаны узнать» – тряхнув головой, я резко ударила копытом по воротам. Едва не поддавшись минутной слабости, еще секунду назад я была готова повернуться и бежать, бежать отсюда прочь… Но в глубине души мы – я и Дух – понимали, что эта тайна будет грызть нас до скончания веков, и обдумав все позже, мы вряд ли сможем себя простить за то, что так и не решились открыть дверь в последнюю тайну прошлого человека.
«Хотя бы – ради них!».
«Будет больно. И тяжело».
– «Спасибо, дружище. Но я уже настолько срослась с тобой, что уже не отделяю себя от ушедшего человечества» – пробормотала я, смаргивая непрошеные слезы. Повернувшись, я долго смотрела сквозь беспокойно переминавшегося неподалеку жеребца, под моим взглядом, отступившим за одну из машин, не видя ни его, ни этого огромного коридора. Должна ли я была сделать это? Не проще ли было уйти, последовав мудрому совету? В конце концов, у меня еще оставались таблетки Кег, способные заглушить крики совести…
– «Нет уж! Жребий брошен!» – злясь на саму себя, я фыркнула, и решительно повернувшись к двери, громко проговорила – «Тайвина, открой, пожалуйста, эти ворота!».
*БУУУУУУИИИИИИИИИИП*
Густой голос сирены разорвал тишину.
*БУУУУУУИИИИИИИИИИП*
– «Выполняю» – безжизненные детали ворот, которые я приняла за элементы орнамента, вдруг ожили, начав перемигиваться на разные цвета.
*БУУУУУУИИИИИИИИИИП*
Последний вой замер, дробясь, под сводчатым потолком коридора, когда огромные врата вдруг сдвинулись с места и величаво поползли в сторону, сгребая забытые возле них устройства и инструменты. Сирена затихла, и тем явнее был еле слышный гул, исходящий от преграждавшего мне путь, серебристого зеркала неведомой преграды, словно пленка мыльного пузыря, перекрывшего проем, лежащий за распахнувшимися воротами.
– «Добро пожаловать в Ядро, соловей».
– «Благодарю» – сухо откликнулась я, подходя к преграде и пробуя ее на крепость копытом. Ничего не произошло – моя нога просто прошла сквозь расступившуюся под ней пленку, не ощутив абсолютно ничего. Оглянувшись, я помахала копытом испуганно вертевшему головой Висперу, еще глубже забившемуся в свое укрытие от звука сирен, и прошла сквозь серебристый пузырь.
Сталь, сталь и сталь – кругом была одна сталь. Помещения, в которые я попала, были поистине огромными – как оказалось, под землей был возведен целый комплекс, в котором хватило места как огромному лифту, ведущему еще на пять этажей вниз, так и высоченным, красиво украшенным неброским орнаментом коридорам, напоминающим эдакую упрощенную готику, взявшим от последней ее величественность, но без того устрашения или перегруженности деталями, что было свойственно Кафе или ушедшим в небытие, храмам прошлого. Немного пластика – если это был пластик, а не какая-нибудь пластсталь – виднелось на выступавших декоративных элементах, но каждый раз, поворачивая голову, я видела одну лишь сталь. Стены, потолки, полы и даже тяжелые скамьи в альковах, испещрявших огромный коридор, были выполнены из странного, серебристого металла. Его странная поверхность была испещрена мельчайшими зазубринами и с удовольствием цеплялась за любую поверхность – казалось, удайся мне высокий прыжок, и я вполне бы могла прилипнуть к любой из стен, приклеившись боком к шероховатой поверхности. В каждом углублении-алькове, многочисленной вереницей уходивших вдаль по обводной галерее, горел свет, красиво игравший на стеклах, вделанных в стены витрин – по крайней мере, я думала, что это стекла и витрины.
«Подойди. Не нервничай» – ласково подтолкнул меня Древний. Пребывая в возбужденном нетерпении сам, он все-таки находил время и для меня, стараясь унять возбужденную дрожь, сотрясавшую мое тело. Кивнув, я подошла поближе и с интересом уставилась на древнюю книгу, страницы которой, несомненно, очень старые, были покрыты незнакомыми, хотя, несомненно, уже виденными мной где-то буквами и значками.
«Идиш».
– «Агась. А это…» – цокая по стальному полу, я поскакала в следующий альков, прилипнув носом к необычно холодному стеклу – «Хммм. Погоди, это же какая-то хартия или декларация…».
«Верно. Музей?».
– «Похоже. Посмотри только на толщину!» – я постучала копытом по прозрачной поверхности. Судя по глухому звуку, это была даже не витрина – всю вещь, всю эту бумагу, неподвижно висящую в глубине, попросту замуровали, закатав в прозрачное вещество – «Да, это явно хотели сохранить для потомков. Но это все в прошлом, а где же будущее?».
«Дальше».
– «Пойдем!» – выйдя из алькова, я направилась по коридору. Судя по всему, он шел вокруг какого-то огромного, круглого помещения, и если судить по длине и изгибу уходящего вдаль коридора, имевшего размеры не меньшие, чем у хорошего стадиона. Очень скоро я выбилась из сил, и улеглась на высокой скамейке, вывалив язык и с неудовольствием поводя боками и животом, шерсть на которых мгновенно прилипла к необычной поверхности.
– «Тайвина! Ты тут?».
– «Да, Соловей. Чем могу вам помочь?».
– «Что это за место?».
– «В данный момент вы находитесь в центральной галерее комплекса «Ядро». Здесь вы можете увидеть памятные вещи земной эры, спасенные из горнила войн – от Третьей Мировой до Последней. Заботливо сохраненные в обесцвеченном криптоните, они служат напоминанием о том, из-за какой, казалось бы, малой вещи может разгореться братоубийственная вражда…».
