Всё ещё красная от обиды и смущения Нора молчала.
* * *
Два дня после этого ушли у девушек на то, чтобы наладить жизнь городского дома, пока барон пропадал на сборах ополчения и каких-то очень важных переговорах. В замке Норе не приходилось ни о чём задумываться: слуги всё делали по порядку, заведённому в те времена, когда была жива её мать. Важные ключи были у барона, неважные не нужны: почти все лари и комнаты стояли открытыми. Здесь же установленного порядка не было, и Нору с утра до вечера досаждали вопросами, куда составить привезённые с собой тарелки, как хранить мясо, чтобы не испортилось, какое вино поставить дальше в винном погребе и не отдаст ли она распоряжение погладить измявшиеся в дороге простыни. Вейма, как могла, помогала ученице, но её навыков здесь не хватало. Она приблизительно знала, как управлять феодальным владением, во всяком случае, как вести записи о податях. Как управлять господским домом, она не знала. В доме её отца было очень мало слуг, а, когда она жила с Виром, их не было вовсе. В первый же день во внутреннем дворе установили кухню, и уже завтракать они могли дома, не подвергаясь необходимости идти на виду у всех в центр квартала. Вейме пришлось позаботиться о себе самой. К счастью, каждый приехавший в Тамн барон распорядился пригнать стадо коз и коров, и вампирше не пришлось терпеть муки голода.
Всё оставшееся время девушки были предоставлены сами себе. Здесь нельзя было выйти прогуляться. Во-первых, в городе было жарко, пыльно и душно, и жить можно было только в доме, с его толстыми каменными стенами и вечным полумраком. Во-вторых, когда они всё-таки вышли, в первый же день, к ним привязались пятеро мелких уличных оборванцев, которые бежали за ними и кричали какие-то обидные стишки, к которым девушки предпочли не прислушиваться. Вейма терпела довольно долго, но, когда она увидела, как в глазах подопечной появляются слёзы, она не выдержала. Крепко взяв Нору за руку, она без предупреждения толкнула её в какой-то тёмный и узкий переулок и велела не подглядывать. Мальчишки радостно вбежали следом. Вейма закрыла глаза и сосредоточилась. Сейчас был день, но, с другой стороны, она была очень зла, а преследователи не были взрослыми и к тому же их разум уже помутился от злости, жадности, молодой глупости и немного похоти. Поэтому к мальчишкам повернулось что-то… не очень приятное на вид, как она позднее объясняла ученице. Нечто страшное, с огромными клыками, рогами, когтями и ещё даже крыльями. То есть нечто такое, что можно увидеть только на полях старинного бестиария, потому что в реальной жизни когти и клыки совершенно не сочетаются с рогами. После этого Вейма подошла к остолбеневшим от ужаса паренькам, каждому положила руки на плечи, заглянула в глаза и что-то очень нежно сказала. Так, по крайней мере, показалось Норе, которая всё-таки подглядывала. На самом деле вампирша приказывала оборванцам забыть, кого они загнали в этот тёмный переулок. Она не хотела, чтобы пошли слухи про её подопечную, да и Вир велел вести себя как человек.
Затем вампирша вернулась к Норе, решительно взяла её за руку и, как ни в чём не бывало, вывела с другого конца переулка. В Тамне потом, много позднее, говорили, что особенно зловредная шайка уличных воришек безо всякой причины распалась и оборванцы пошли к плотнику, сапожнику, шорнику, каменщику и мяснику, повалились в ноги и умолили взять в ученики. Большого счастья им это не принесло, и били их учителя нещадно, но, когда через пять лет в Тамне случились беспорядки из-за налогов на мосты и переправы, именно этих мальчишек, уже выросших, не было в числе тех мошенников, кого повесили за грабежи на улицах. Но это было много позднее, а сейчас настроение у девушек испортилось окончательно, и дальше гулять они не стали. Ещё сильнее оно испортилось, когда вечером барон, выслушав обеих, со вздохом попросил их всё-таки удержаться от прогулок.
— Было бы лучше, если бы с вами кто-то пошёл, но это не должны быть домашние слуги, а Менно мне нужен во время смотра. К тому же дочери барона не пристало расхаживать по городу пешком, но для верховой прогулки тем более нужен провожатый. Если бы молодой Арне не попался бы так глупо в Корбиниане, он мог бы взять на себя эту обязанность, но тут уж ничего не поделаешь.
— Но, отец! — возмутилась Нора. — Вейма может защитить меня лучше любого рыцаря!
— Нет, — твёрдо ответил барон. — Мы — добрые верующие, мы не можем прибегать к помощи проклятой против таких же людей, как и мы.
— Ваша милость! — ахнула от изумления и обиды Вейма.
Одновременно с ней вскинулась Нора:
— Но, отец!..
— Прости, девочка, — одними губами усмехнулся барон. — Но по городу не должны пойти слухи о чудовище. Ты не всегда сможешь справиться со всеми. Сегодня тебе просто повезло.
Вампирша пожала плечами. Барон был прав. Сознавать это было неприятно.
* * *
Девушки сидели взаперти, в небольшой светлой комнате, где для Норы было кресло, а для Веймы — скамеечка, и ещё пыльная овчина на полу, от которой хотелось чихать, — и ужасно скучали. Они не взяли с собой ничего, что позволило бы им продолжать уроки, не взяли с собой ничего для прядения, ткачества и вышивания, одним словом, им было отчаянно нечего делать. Поэтому они говорили и говорили намного откровеннее, чем того хотелось бы Вейме.
— Послушай, — сказала вечером первого дня Нора, — давай убежим?
— Куда убежим? — не поняла вампирша. — Зачем убежим?
На неё пахнуло такой отчаянной надеждой, страхом и отчаянием, что она отшатнулась.
— Не знаю, — отмахнулась Нора. — Не важно. Куда-нибудь. В Серую пустошь. За море. В другую страну. Ты переоденешься мальчиком и скажем, что ты мой брат. Я надену платье попроще. Давай, а?
— Не надо было оставлять у тебя тот рыцарский роман, про графскую дочь и пастуха, в которого переоделся сын враждебного графу барона, — неодобрительно заворчала Вейма. Но Нора не унималась.
— Я не хочу, Вейма, ты же понимаешь меня! Я не хочу выходить замуж за графа Дитлина! Он старый, некрасивый, он не любит меня!
— Поверь мне, — отозвалась Вейма, — было бы куда хуже, если бы любил.
— Вейма, пожалуйста! Я не могу так жить! Так не должно быть!
Вампирша вздохнула и подумала, что последнее время она вздыхает слишком уж часто.
— Нора, дорогое моё дитя, — бесстрастным голосом отозвалась она на мольбу девушки, — я прекрасно тебя понимаю. Беда в том, что ты совершенно не понимаешь меня. Мне уже приходилось скитаться. Я больше не хочу.
— Но, Вейма, послушай…
— Нет, это ты послушай! — неожиданно для себя выкрикнула Вейма. — Ты не знаешь, что это такое! Что это такое для вампира! Голод, который сводит с ума. Жажда, которую нельзя утолить. Вечная ложь, обман, лицемерие! Надо втираться к людям в доверие. Ты знаешь, что я не могу войти не то, что в дом — в хлев! Не могу войти без приглашения. Хитрить, хитрить, хитрить! Уговаривать! Вести себя как человек! Скрываться! А если меня заметят вампиры? Меня убьют сразу же! Нора, сразу же! Я — отщепенка! Но даже будь я как все мои собратья, будь я ночной убийцей, мне пришлось бы драться с каждым, на чьи земли я вторгаюсь! Ты ведь не знаешь, что у вампиров поделена вся земля! А ты? Мне пришлось бы тащить себя за собой, да-да, тащить, Нора, именно тащить! Защищать от опасностей, с которыми ты бы никогда не столкнулась без меня! Вампиры не водятся с людьми! Люди не странствуют с вампирами! Мы не бродячие рыцари! Мне пришлось бы драться за тебя с первым встречным! Нас бы убили бы сразу же! Я не могу защитить ни себя, ни тебя! Здесь, сейчас, твой отец даёт мне защиту. Мой муж даёт мне защиту. Ты хочешь, чтобы я выбросила свою жизнь в канаву! Ради чего? Ради того, чтобы сгубить и твою жизнь?! Ты когда-нибудь стояла перед толпой?! Тебя волокли на костёр, сдирая одежду по дороге?! Ты хочешь узнать, каково это?! Хочешь, Нора?! Посмотри мне в глаза! Скажи — хочешь?! Ты хочешь умереть — так?!
Девушка не отвечала. Она сидела в деревянном неудобном кресле и плакала, уронив руки в ладони. Вейма задыхалась от страха, злости и гнева, задыхалась от переполнявших комнату чувств своей ученицы. Ей было плохо.
