Маги синхронно развернулись и ринулись куда-то, как они полагали, в сторону селения. Намурас пару секунд смотрел им вслед, но тут же кинулся за старшими.
— Эй! Вы куда? Вернитесь, я все прощу! — тихонько позвал вампир в спины уходящих, но его то ли не услышали, то ли проигнорировали. — Ну вот, — тяжко вздохнул он, — даже мои охотники меня же и бросили. Грустно…
В избе головы Вешила разместили с максимальным для места, где все удобства, кроме непосредственно кровати, находились на улице, комфортом. Пробираться до своего временного места жительства пришлось тяжело, теряя обувь в грязи, в которую превратились местные дороги, ругаясь и натужно сопя. В результате народ добрел до двора головы, готовый упасть замертво от усталости. Всех вымотал не столько трудовой день, сколько небольшая, в сущности, прогулка по Хренодеркам. Масштаб бедствия потрясал. Но, несмотря на это, жители деревни встречали вернувшихся от ведьмы людей с почестями — хлебом-солью, заботливо возложенном на чистое льняное полотенце.
Ужасный ливень кончился. Туча пока не ушла, но опасная влага перестала грозить людям дальнейшими разрушениями. Завтра… Завтра они станут разбирать и чистить свои дворы, замусоренные сучьями, листвой и упавшими деревьями. Как подсохнет, будут ремонтировать покосившиеся избы, проветривать погреба, отстраивать заново сараи и плетни, пересеивать поля и пересаживать погибшее в огородах. Но это потом. Сейчас можно было вздохнуть с облегчением. Потоп кончился.
Дородная Параскева, облаченная в расшитую по подолу парадную юбку, рубашку беленого льна с красивой вышивкой, в праздничном переднике, торжественно расцеловала супруга в обе щеки. Благодетель наш, за село радеющий!
— Помирились ли с ведьмою? — поинтересовалась жена, пристально разглядывая своего супруга.
Губы ее приветливо улыбались, а в глазах затаилась некоторая суровость, и Панас с тоской понял, что в случае отрицательного ответа спать ему в сырости двора. А ночи пока по-весеннему холодные и радикулита точно не избежать.
— Да, примирились… вроде, — нерешительно выдавил мужчина и бросил на окружающих взгляд утопающего.
Подтвердите, мол, вместе же были.
— Как это — вроде? — Параскева посуровела лицом, и голова понял, что физической расправы точно не избежать.
— А вы с ней ссорились? — заинтересовался конфликтом Вешил и даже покинул свою волокушу, в которой ему было весьма удобно добираться до места назначения. Магу сильно повезло, как единственному обладателю собственного транспорта. Другие тихо завидовали везунчику, что хорошему отношению к гостю не способствовало. — А мне показалось, вы с ней неплохо ладили. Она же ливень прекратила. С чего бы ей это делать, если вы в контрах?
Появление нового лица отвлекло Параскеву от испепеления взглядом Панаса, и последний преисполнился невольной благодарностью к гостю. Да за одно это можно потерпеть некоторые неудобства, пока маг не окрепнет и его благополучно вышвырнут… в смысле проводят с почестями из села. Потом посыплют следы солью, содой и окропят святой водой.
— О! Какой же я невежа! — хлопнул себя по лбу маг. — Никто не представил меня прекрасной даме. — Вешил поклонился, «прекрасная дама» зарделась, как девица на выданье. Голова решил, что мага, пожалуй, можно и побить, но потом, чтобы никто не узнал, почему пришлый щеголяет фонарями под глазами. — Разрешите представиться: магистр магических наук Вешил, специализируюсь на нежити. Приехал из Шепатура изучать Безымянный лес.
— Маг, что ли? — отчего-то напряглась жена головы.
— Да, — гордо подтвердил Вешил, не видевший в своей профессии ничего предосудительного. — А что? — на всякий случай уточнил он.
— Ничего, — с нажимом процедила женщина, глядя при этом на мужа с выражением «вечно ты тащишь в дом разную гадость». — Проходи, гость незваный… то есть дорогой.
Пока Вешил пытался разгадать причину стремительного превращения хозяйки из воплощения радушия в недоверчивую особу, женихавшиеся парни быстро рассредоточились по избам приютивших их на время сватовства селян. Чуть позже собрался импровизированный девичник в самой большой избе, где весь день проработавшие гости обрели второе дыхание, самозабвенно расхваливая свою смелость перед местными девицами, которые слушали их, раскрыв рот. Те, кто с позором убежал от сватовства, сидели как в воду опущенные. В трусости признаваться не хотелось, но и так все видели, что неудавшиеся женихи испугались. Только ленивый в этот вечер не прошелся на предмет заячьей отваги и непередаваемого мужества цыплят.
Панас разулся и прошлепал в горницу по дорожкам ручного плетения. Видно было, что в хозяйстве головы ни одна вещь не выкидывается, если у нее есть шанс обрести вторую жизнь. Вот и половички в доме плелись из отслуживших свой срок вещей, порванных на полосы, оттого получались затейливыми и разноцветными. Зато хорошо впитывали влагу, а истреплются — не жаль выбросить.
Вешил вежливо поздоровался с тремя разновозрастными дочками головы, сноровисто собиравшими ужин на стол, и последовал за хозяином дома. Собранная на большом столе возле окна снедь дарила надежду на полный желудок. Маг глубоко вдохнул аромат вареного картофеля, щедро присыпанного мелко рубленным укропом и перьями зеленого лука. В масленке лежал и плавился приличного размера кусок сливочного масла. Еще присутствовало блюдо с печенной в печи курочкой, чья умопомрачительно хрустящая корочка могла свести с ума любого, даже самого взыскательного, гурмана. Каравай, в свою очередь, занял почетное место на столе, и все уселись трапезничать.
Панас, как хозяин дома, уселся во главе стола. Вешил, как гость, занял место по правую руку, Параскева по левую, а дочери расселись по старшинству. Пятнистая кошка Муська, которую за стол никто не звал, настойчиво терлась у ног, намекая на необходимость подачки. Ели молча, обстоятельно, запивая трапезу парным молоком. Голова хотел было намекнуть, что после трудового дня неплохо бы пропустить кружечку-другую пивка, но встретил грозный взгляд своей второй половины и понял, что открывать рот не вариант — запросто схлопочет этой кружкой по лбу. Хорошо если супруга ограничится только кружкой, а ведь еще и скалкой добавить может для кучи, с нее станется.
Мага, как гостя, уложили в хозяйской спальне. На массивную, добротно сколоченную кровать положили настоящую драгоценность — пуховую перину, наполненную мягким гусиным пухом. Ее Параскева набивала собственноручно, пушинку к пушинке, без единого перышка, выщипывая пух только с гусиных шей, чтобы перина вышла особенно мягкой и, ложась на нее, человек чувствовал себя невесомым, как бы парящим в облаках над постелью. Перину застелили свежими льняными простынями, водрузили мягкие подушки, выделили теплое одеяло. То есть сделали все возможное, чтобы с постели и вставать-то особенно не хотелось, а желание было только нежиться да валяться с боку на бок.
