— Да. Прямо здесь.
— Как хочешь. — Ольга протянула руки — мои руки — и взяла меня за плечи. Ощущение было дурацкое, двойственное. Она, видимо, почувствовала то же самое, усмехнулась: — Ну что же ты так быстро влип, Антон? У меня такие экстравагантные планы были на вечер.
— Может быть, мне надо поблагодарить Дикаря, что нарушил твои планы?
Ольга собралась, перестала улыбаться.
— Хорошо. Работаем.
Мы стали друг к другу спиной, раскинули крестом руки. Я поймал пальцы Ольги, свои же пальцы.
— Верни мне мое, — сказала Ольга.
— Верни мне мое, — повторил я.
— Гесер, мы возвращаем твой дар.
Я вздрогнул, когда сообразил, что она назвала подлинное имя шефа. И какое имя!
— Гесер, мы возвращаем твой дар! — резко повторила Ольга.
— Гесер, мы возвращаем твой дар!
Ольга перешла на древний язык, речь ее была мягкой и певучей, произношение такое, будто он ей родной. Но я с болью почувствовал, как тяжело дается ей магическое усилие, небольшое в общем-то, на уровне второй ступени силы.
Смена облика — как взвод пружины. Наши сознания держатся в чужих телах лишь благодаря энергии, затраченной Борисом Игнатьевичем Гесером. Стоит отказаться от вложенной им силы — и мы вернемся в прежний облик. Будь кто-нибудь из нас магом первого уровня, не понадобился бы даже физический контакт, все произошло бы на расстоянии.
Голос Ольги взвился: она произнесла финальную формулу отказа.
Мгновение ничего не происходило. Потом меня скрутило судорогой, дернуло, перед глазами все поплыло и посерело, будто я погружался в сумрак. На миг я увидел станцию — всю, целиком, пыльные цветные витражи, грязный пол, медленные движения людей, радуги аур, два бьющихся тела, будто распятых друг на друге.
Потом меня втолкнуло, вдавило, вжало в телесную оболочку.
— А-а-а, — прошипел я, падая на пол, в последний миг подставляя руки. Мышцы дергались, в ушах звенело. Обратный переход оказался куда менее комфортным, может быть, потому, что проводил его не шеф.
— В порядке? — вяло спросила Ольга. — Ой, ну ты и сволочь.
— Что? — Я посмотрел на девушку.
Ольга уже, морщась, вставала:
— Ты мог, пардон, в туалет заглянуть?
— Только с разрешения Завулона.
— Ладно, забыли. Антон, у нас еще с четверть часа. Рассказывай.
— Что именно?
— То что понял. Давай. Ты не просто хотел вернуться в свое тело, ты выработал какой-то план.
Я кивнул, выпрямился, отряхнул испачканные ладони. Похлопал по коленям, отряхивая джинсы. Под мышкой жал слишком туго затянутый ремень, поддерживающий кобуру, надо будет ослабить. Людей в метро уже было немного, основные потоки схлынули. Зато у оставшихся, уже не занятых лавированием в толпе, появилось время думать: вспыхивали радуги аур, доносились отголоски чужих эмоций.
Насколько же урезаны способности Ольги! В ее теле мне требовалось напрячься, чтобы видеть тайный мир человеческих чувств. И в то же время — это так просто, это совсем просто. Этим даже нельзя гордиться.
— Я не нужен Дневному Дозору, Оля. Абсолютно. Я обычный средний маг.
Она кивнула.
— Но охота направлена на меня. Сомнений уже нет. Значит, я не добыча, но приманка. Как стал приманкой Егор, когда добычей была Света.
— Ты только сейчас это понял? — Ольга покачала головой. — Конечно. Ты приманка.
— Для Светланы?
Волшебница кивнула.
— Я понял только сегодня, — признался я. — Час назад, когда Света захотела противостоять Дневному Дозору, она поднялась до пятого уровня силы. Разом. Начнись схватка — ее бы убили. Нами ведь тоже просто управлять, Оля. Людей можно раскачивать в разные стороны, к Добру и Злу, Темных — ловить на их же подлости, на себялюбии, на жажде власти и славы. А нас — брать на любви. Вот тут мы беззащитны, как дети.
— Да.
— Шеф в курсе? — спросил я. — Оля?
— Да.
Она выдавливала слова, будто ей сдавило горло. Не верю! Не бывает стыда у Светлых магов, проживших тысячи лет. Они спасали мир так часто, что знают все этические отговорки назубок. Не бывает стыдно Великим Волшебницам, пусть даже бывшим. Их самих предавали слишком часто.
Я засмеялся.
— Оля, вы поняли сразу? Как только пришел протест от Темных? Идет охота на меня, но ее цель — заставить сорваться Светлану?
— Да.
— Да, да, да! И при этом вы не предупреждаете ни меня, ни ее?
— Светланке надо взрослеть. Перепрыгивать через ступеньки. — В глазах Ольги вспыхнул огонек. — Антон, ты мой друг. И я скажу честно. Пойми, нет сейчас времени полноценно выращивать Великую. А она нужна, нужна более, чем ты можешь себе представить. У нее хватит сил. Она закалится, научится собирать и применять силу, а самое главное — научится ее сдерживать.
— А если я погибну — это только прибавит ей воли и ненависти к Тьме?
— Да. Но ты не погибнешь, я уверена. Дозор ищет Дикаря, все подняты на ноги. Мы предъявим его Темным, обвинение с тебя будет снято.
— Зато погибнет неинициированный вовремя Светлый маг. Несчастный, одинокий, затравленный, уверенный, что он в одиночку борется с Тьмой.
— Да.
— Сегодня ты со мной во всем соглашаешься. — Я говорил без всякой злости. — Ольга, а вдруг то, что вы делаете, — подлость?
— Нет. — В ее голосе не было сомнений. Значит, ставки совсем высоки.
— Сколько времени мне надо продержаться, Светлая?
Она вздрогнула.
Когда-то давно, очень давно, это была принятая форма обращения в Дозоре. Светлый, Светлая, почему же слова утратили прежнее значение, почему теперь они звучат так же нелепо, как обращение «джентльмены» среди грязных бомжей у пивного ларька?
— Хотя бы до утра.
— Ночь — больше не наше время. Сегодня все Темные выйдут на улицы Москвы. И они будут в своем праве.
— Лишь до тех пор, пока мы не найдем Дикаря. Продержись.
— Ольга. — Я шагнул к ней, коснулся ладонью щеки, на миг совершенно забыв о нашей разнице в возрасте — что такое тысячи лет по сравнению с бесконечной ночью, — о разнице в силах, разнице в знаниях. — Ольга, ты сама-то веришь, что я доживу до утра?
Волшебница молчала.
Я кивнул. Говорить больше было не о чем.
Интересно, интересно
Себя потерять на рассвете.
Стучаться в прозрачные двери
И знать, что никто не ответит.
Щелкнув кнопкой, я запустил плеер в случайный режим. Не потому, что песня не отвечала настроению, наоборот.
Люблю ночное метро. Сам не знаю за что. Не на что смотреть, кроме как на опостылевшие рекламы и усталые, однообразные человеческие ауры. Гул мотора, порывы воздуха в приоткрытые окна, толчки на рельсах. Тупое ожидание своей станции.
