– Знаю. И этим другим я, похоже, не слишком по душе? Наследник темной конторы и все такое? – догадался Меф.
Ирка предпочла не отвечать.
– Ну и почему те другие, если мой дарх так им нужен, не придут за ним сами?
– Они не станут просить так долго и вежливо. Ты не всем нравишься одинаково сильно.
– Так, значит, тебе я нравлюсь? – спросил Меф.
Глаза у него улыбались. Ирка вдруг увидела прежнего Мефа, того, что влезал через окно в квартиру Бабани. Она поспешно отвернулась. Взгляд мог ее выдать. Голосу она доверяла больше.
– Если не отдашь сам, мне придется забрать, – продолжала Ирка, досадуя на себя.
В руке у нее появилось копье. Меф даже не попытался обнажить меч.
– Допустим, ты получишь мой дарх, и что потом? – спросил он с любопытством.
– Уничтожу.
– Там будет мой эйдос, – напомнил Меф.
– Знаю.
– Знаешь? И что с ним станет, тоже знаешь?
– Дарх заберет его, – сказала Ирка.
– И что? – взвился Меф.
– Я оставлю твой эйдос у себя, пока все не затихнет. А затем, возможно, верну тебе. Тебя не сделают повелителем мрака, пока твой эйдос будет у меня. Я тебя спасу, – решительно заявила Ирка.
Меф не мог оторвать взгляда от наконечника ее копья. Он умел ценить красивое оружие. Наконечник был совершенной формы – столь же грозен, сколь и прекрасен. Сверкающий металлом в широкой своей части, он сужался, завершаясь пронзительным светом.
Ощущая этот свет, дарх трусливо съежился, как живой, через цепь передавая Мефодию боль.
– Это и есть замысел валькирий? Лишить меня дарха и эйдоса, чтобы мрак отвернулся от меня, как от полного ничтожества? – спросил Меф.
– Да, – подтвердила Ирка, оценив, как жестко Буслаев формулирует вопросы.
– Так вот. Валькирии обманули тебя, – сказал Меф.
– Почему?
– Первый эйдос забрать нельзя, даже разбив дарх. Он – плата за то, что дарх покинул Подземье. Без эйдоса я стану живым мертвецом. Без вечности, с дырой в груди. Лигул знал, чем наградить. Он сбросил меня в бездонную пропасть и, издеваясь, дал ухватиться за горящую веревку, зная, что я не смогу ее отпустить.
Меф скривился. Ирка решила, что она смертельно надоела Мефу. Она не знала, что дарх способен причинять хозяину боль.
– Ты был в Тартаре? – спросила Ирка.
– Да.
– Тартар – место, где нет ни света, ни памяти о нем. В Тартаре нет видения добра, а выбор человека к злу остается. Человек копошится в собственных страстях, в яме, которую сам вырыл, и страсти пожирают его, как могильные черви, – произнесла Ирка.
Она не знала, откуда взяла эти слова. Они просто всплыли в сознании.
– Меня вполне устраивает копошиться в собственных страстях. А с Тартаром я как-нибудь разберусь, – сказал Буслаев.
Ирка подумала, что Меф либо не понял, что это цитата, либо ему плевать.
– Понимаешь, в чем штука. Я не хочу скатиться во мрак, но не уверен, что стремлюсь к свету. Я хочу прокладывать собственный путь. Где-то через мрак, где-то через свет.
Меф заставил себя провести пальцем по спирали дарха. Валькирия – Меф это заметил – вообще не могла смотреть на дарх. Моргала, отводила взгляд, щурилась. Насколько дарх боялся копья валькирии, настолько же он был непереносим и для Ирки.
Ирка поняла, что ей Мефа не переубедить. Он слишком уверен в собственных силах.
– Значит, рано или поздно ты сорвешься во мрак. Все дороги не к свету ведут во мрак, какими бы заманчивыми они ни казались поначалу, – заметила она.
– Посмотрим… Теперь мой вопрос. Дафне плохо. Ее мучают видения, скверные мысли. Недавно на нее напали в заброшенном доме, – сказал Буслаев.
Упомянув про дом, он зорко взглянул на валькирию. Но на лице у Ирки было лишь сочувствие.
– На месте нападения я ощутил твое присутствие. Я не мог ошибиться, – продолжал Меф.
Ирка молчала.
– Ты была там, не скрывай! – повторил Меф, передавая Ирке краткий зрительный образ стен и сидящей на полу Дафны.
Ирка подумала, что волосы Дафны похожи на крылья. От малейшего дуновения ветра они взмывают и рвутся ввысь.
«Ну и зачем ему я, когда у него есть она? Может, прав Багров и я должна стать добычей? Лишь отвечать на любовь, а не влюбляться сама? Нет, Багров точно прав. Что я, голодная собака, которая ждет, пока ей кинут любовь, словно кость со стола?»
– Чего ты молчишь? – спросил Меф.
Он смотрел на Ирку пристально, однако ход ее мыслей угадать не мог.
– Я никогда не была в этом доме. Клянусь! – сказала Ирка, будто очнувшись. – Мне жаль, что с Дафной это случилось. Я попытаюсь разобраться и помочь ей, если смогу.
Меф взвесил ее слова на внутренних весах и кивнул.
– Я верю тебе. Прости, если был груб, – сказал он.
– Будь осторожен! – попросила Ирка.
– Это что, угроза?
– Дружеский совет. Я не достала твой дарх, не выполнила задание, и теперь до тебя доберутся Таамаг, Филомена, Радулга и другие. Ты даже не поймешь, откуда прилетело копье.
«А ведь действительно не пойму», – согласился Меф. Он вспомнил, каких сил стоила ему прошлая схватка с валькирией-одиночкой, а ведь она не хотела его убивать.
– Попытаюсь разобраться, – произнес он.
На широком лбу Мефодия появилась знакомая Ирке упрямая складка. Сердце валькирии сжалось от воспоминаний.
– Счастливо, Мефчик! – не удержавшись, брякнула она.
Меф удивленно шагнул к ней. Ирка отскочила и побежала к «Приюту валькирий». Она мчалась и чувствовала глухое недоумение Буслаева.
«Это нечестно! Хорошо, что я не сказала «Привет дяде!». Он мог догадаться. Ну да все равно», – думала Ирка.
Ей казалось, что она бежит по обломкам своего внутреннего мира, который она все эти годы бережно составляла из иллюзий. А раз так, то неудивительно, что мир оказался непрочен, как карточный домик, и рухнул от первого же пинка реальности.
Девушки – величайшие в мире специалистки по самообману. Обыграть их на этом поле невозможно.
Меф наблюдал, как Ирка забирается по канату. Веревка дергалась, как хвост сердитой кошки. Мефодий подумал, что ни у одной девушки он не видел таких цепких рук. Хотя… Память продолжало щекотать чем-то хорошо забытым.
Возможно, он нашарил бы нужное воспоминание, если бы не мысль о Дафне. Он повернулся и быстро зашагал к дороге. Ната догнала Буслаева уже довольно далеко от «Приюта».
– Ты меня бросил! А если б меня убили? – набросилась она на него с жаром.
– Ну так не убили же… – сказал Меф.
– Нет, убили! Морально. На меня никто не обращал внимания… Особенно этот.
В слово «этот» Ната сумела вложить зашкаливающую дозу негодования.
– Ты о ком? О некромаге, на которого не действуют твои рожицы? – бесцеремонно спросил Меф.
