— Да будет проклята вовеки и стерта с лица земли подлая раса васпуракан! — прокричал он. Пронзительный голос обжигал, как кислота. — Лживые! Подлые! Безумные! Вы умножили зло в тысячу раз! Вы злобные упрямцы! Вы уродливые рассадники грязной ереси! Да будьте вы прокляты, прокляты, прокляты!
Каждый выкрик Земарк сопровождал яростным взмахом руки. Толпа кровожадно выла. Прикованные к столбам люди извивались и корчились, словно их хлестали бичами. Двое или трое закричали от боли, но их крик потонул в реве толпы.
— Да будут прокляты порождения Скотоса! — провизжал Земарк.
Пленники обвисли на цепях, кусая губы в нестерпимой муке.
— Да будет проклят каждый их обряд и каждая молитва! Да будут прокляты их слова, полные ненависти к Фосу! Да будут прокляты их ядовитые языки, изрыгающие лишь святотатство!
По густым бородам васпуракан текла кровь.
— Да будут прокляты эти дикие псы! Да будут прокляты эти отродья змей и скорпионов! Я проклинаю вас всех и посылаю вас на смерть!
Собрав все свои силы, он еще раз ткнул в сторону пленных острым пальцем. Глаза умирающих наполнились ужасом и стали вылезать из орбит. Васпуракане бились, как выброшенные на сушу рыбы, а затем, один за другим, замирали.
Лишь тогда торжествующий Земарк подошел к ним и, глядя на трупы горящими глазами, стал пинать их ногами.
Возбужденная религиозным фанатизмом толпа радостно завопила:
— Да хранит Фос Защитника Правоверных! Да постигнет злая участь всех еретиков! Да побеждает Истинная Вера всегда и во всем!
Одна женщина выкрикнула приветствие, обращаемое обычно к Императору:
— Ты победитель еси, Земарк!
Жрец никак не показал, что воздаваемые ему шумные почести как-то тронули его. Прихрамывая, он в сопровождении пса направился к своей резиденции. На миг фанатик-жрец обратился к толпе, устремив на нее суровый неподвижный взгляд.
— Смотрите! — крикнул он резко. — Да не погрязнет никто из вас в ереси! Следите, чтобы она не заразила ваших друзей и соседей!
В ответ на свирепое предостережение толпа вновь разразилась приветственными воплями, словно Земарк только что благословил собравшихся. Толпа расходилась, довольная увиденным.
Когда римляне возвращались в свое жалкое жилище, Гай Филипп обратился к Марку:
— Ты уверен, что хочешь вступить с ним в схватку?
— Откровенно говоря, нет.
Сила колдовства Земарка потрясла даже трибуна. Несколько шагов он прошел в полном молчании. Наконец Марк сказал:
— Однако выбора у меня нет. По-твоему, мне следует убить его из-за угла?
— Я бы так и поступил, — тут же ответил Гай Филипп. — Если бы знал, конечно, что меня не схватят после этого на месте. Или, что еще более вероятно, до этого. Во всяком случае, я рад, что в твоем плане мне отведена незначительная роль.
Марк только пожал плечами:
— Видессиане — хитрый народ. А я собираюсь привести их в замешательство очевидным. Что может быть лучше?
— Особенно когда это очевидное — неправда, — сказал ветеран.
* * *
Утро следующего дня обещало страшную жару, какая часто выдавалась в этих краях. Вода, которой Скавр умыл лицо и руки, была теплой, точно в бане.
Марк почти не притронулся к хлебцам, купленным на завтрак у хозяина постоялого двора. Зато Гай Филипп с удовольствием умял обе порции. Марк знал: если бы их роли переменились и Марку предстояло бы остаться в относительной безопасности, в то время как Гаю Филиппу — подвергнуться смертельному риску, старший центурион все равно не утратил аппетита и невозмутимо позавтракал бы за двоих.
Римляне пережидали жару в тени конюшни, вызывая любопытные взгляды конюхов и постояльцев, приходивших забрать лошадей.
Едва стало чуть прохладнее, как Марк облачился в полный римский доспех: медные поножи, пояс с медными бляхами, кольчугу, шлем с плюмажем из конского волоса и, наконец, красный плащ трибуна. Он мгновенно вспотел.
Гай Филипп в простой легкой тунике уселся на серого коня. Наклонившись в седле, старший центурион пожал руку Скавру:
— Я буду наготове. Жду в назначенном месте. Хотя это не слишком-то поможет, если твой план сорвется. Пусть боги сегодня будут с тобой, чертов ты дурень.
Неплохая эпитафия, подумал Марк. «Здесь покоится чертов дурень, с которым пребывают боги».
Гай Филипп медленно двинулся прочь от постоялого двора.
* * *
Шагая по улице в доспехе под палящим, безжалостным солнцем, Марк чувствовал себя омаром, которого варят в панцире. Пока он добрался до центральной улицы Амориона, за ним увязалась целая стайка ребятишек. Дети давно привыкли к солдатам, но такого великолепия еще никогда не видели.
Марк раздавал направо и налево медные монеты. Он хотел привлечь к себе как можно больше внимания.
— А что, — спросил трибун, — Земарк будет сегодня проповедовать?
Некоторые мальчишки вздрогнули при одном только упоминании этого имени. Другие глядели на трибуна пустыми, ничего не выражающими глазами. Похоже, Земарк правил в своем городе с помощью страха.
Наконец один из мальчишек улыбнулся:
— Да, господин. Защитник каждый день разговаривает со своими людьми на площади.
— Спасибо, малыш. — Скавр дал ему еще одну монетку.
— Это тебе спасибо, господин. Ты собираешься послушать его? Я вижу, ты приехал издалека! Может быть, ты проделал этот путь только ради того, чтобы увидеть его? Правда, он удивительный? Ты видел когда-нибудь подобного человека?
— Нет, сынок, не видел, — честно сказал римлянин. — Я действительно приехал издалека для того, чтобы увидеть его. Может быть, я даже сумею поговорить с ним.
Трупы васпуракан все еще лежали на площади. Боль исказила их лица, тела застыли в мучительной агонии. Однако это зрелище ничуть не повредило бойкой торговле панегириса. Вокруг мертвецов кипела купля-продажа.
Двое купцов, торгующих коврами, установили лавки друг против друга и принялись нахваливать свой товар, одновременно высмеивая конкурента. Оружейник нажимал ногой на педаль отчаянно скрипевшего точильного колеса, налаживая нож для толстого покупателя. Пышнотелая матрона вертелась перед большим бронзовым зеркалом, который держал перед ней продавец косметики. С явной неохотой дама отложила зеркало, после чего торг начался уже по-настоящему.
Продавцы вина, орехов, жареных куропаток, эля, фруктового сока, фиг, булочек, посыпанных корицей, сотен других лакомств — все они бродили в толпе, выкликая свои товары.
На площади выступали силачи, державшие на голове большие камни, бродячие музыканты, акробаты. Один эквилибрист ходил на руках, а оловянную кружку для подаяний привязал к ноге. Здесь можно было увидеть дрессировщика с говорящей вороной и пляшущими собаками, кукольников и множество других людей, которых всегда в изобилии на ярмарках. Этому шумному, разгульному празднеству, казалось, вовсе не было дела до аскетической проповеди Земарка.
