Уилл и Кэл не могли оторвать взгляд от точки, где он исчез; прощальное сияние огненного шара так и стояло у них перед глазами.
Далеко-далеко под улицами Колонии шевельнулась одинокая фигурка.
Сперва подул легкий ветерок, но он быстро усилился и всего за несколько минут превратился в жуткий ураган. Человек обмотал голову запасной рубашкой, чтобы защитить лицо от летящего песка. Ветер становился все сильнее и угрожал сбить его с ног. В воздух поднялось столько пыли, что он не мог разглядеть собственные руки.
Оставалось только переждать песчаную бурю. Человек лег на землю и свернулся калачиком. От мелкой черной пыли у него саднили глаза. Душераздирающий вой ветра мешал ему сосредоточиться, и вскоре человек, ослабевший от голода, погрузился в полусонное оцепенение.
Через некоторое время он, вздрогнув, проснулся. Он не знал, сколько времени пролежал на полу туннеля, и осторожно поднял голову, чтобы оглядеться. Таинственная темная буря прошла, оставив после себя лишь несколько облачков. Кашляя и отплевываясь, человек сел и отряхнул свою одежду от пыли. Он достал запачканный платок и вытер им слезящиеся глаза, а затем протер очки. Это был доктор Берроуз.
Потом доктор Берроуз начал ползать вокруг на четвереньках, роясь в сухом песке при свете маленькой сферы. Он искал кучку органического вещества, которую приготовил для растопки как раз перед песчаной бурей. Наконец доктор ее обнаружил, наткнувшись на нечто вроде свернувшегося листа папоротника. Он с интересом уставился на незнакомое растение. Как и все, что он встречал на последних пяти милях туннеля, лист был сухим и хрупким, словно старый пергамент.
Доктор начинал серьезно беспокоиться о своем запасе воды. Когда он садился на Вагонетный поезд, колонисты предусмотрительно снабдили его большой флягой воды, мешком каких-то сушеных овощей, вяленым мясом и пакетиком соли. Доктор Берроуз мог растянуть еду еще на несколько дней, но главной его заботой было питье. Вот уже два дня он безуспешно искал источник, чтобы пополнить быстро убывающий запас воды.
Отряхнув растопку от песка, доктор почиркал двумя кусочками кремня, пока не высек искру. Когда зажегся маленький огонек, он положил голову на песчаный пол туннеля и принялся его аккуратно раздувать. Наконец костерок разгорелся, и доктор уселся рядом с ним. Сдув пыль с раскрытого дневника, он при слабом свете снова приступил к работе над своим рисунком.
Какая находка! Круг камней правильной формы, каждый размером с дверь, украшенных странной резьбой. Там были буквы, геометрические фигуры и незнакомые символы. За всю свою долгую научную карьеру доктор Берроуз не видел ничего похожего на эти иероглифы. Он пытался вообразить себе их создателей — людей, обитавших глубоко под землей, возможно, несколько тысяч лет. Что за цивилизация могла породить этот подземный монумент?
Вдруг послышался шум. Доктор оторвался от рисунка и выпрямился. Едва дыша и не шевелясь, он посмотрел по сторонам, вглядываясь в темноту, но услышал только биение собственного сердца. Пронзительная тишина была его спутником с самого начала путешествия.
— Опять у тебя нервы шалят, старина, — сказал доктор сам себе и снова расслабился. Звук собственного голоса в узком каменном проходе подействовал на него умиротворяюще. — Это в животе у тебя бурчит, как всегда. Эх ты, дурачина, — проговорил он и рассмеялся.
Доктор Берроуз размотал рубашку на голове. Его лицо покрывали шрамы и царапины, волосы свалялись, на подбородке торчала всклокоченная бородка. Одежда на нем была грязная, кое-где рваная. Доктор походил на безумного отшельника. Успокоившись, он снова взял дневник и под потрескивание костра продолжил зарисовывать камни.
— Это просто поразительно! Стоунхендж в миниатюре! Небывалое открытие! — воскликнул он, позабыв на время о голоде и жажде. Оживившись, доктор вернулся к рисунку.
Потом он отложил дневник и карандаш и несколько секунд сидел неподвижно, вперив отсутствующий взгляд в темноту. Затем доктор встал, взял светосферу и вышел за пределы каменного круга. Он медленно пошел вдоль его границы, держа шарик у лица, будто микрофон. Скривив губы, доктор понизил голос и заговорил, подражая тону телевизионного корреспондента:
— Со мной любезно согласился побеседовать профессор Берроуз, недавно назначенный деканом факультета изучения подземных миров. Профессор Берроуз, скажите, что для вас значит Нобелевская премия?
Доктор пошел быстрее, пружинящей походкой, и осветил свое лицо с другой стороны.
— О, я… — сказал он обычным голосом, изображая некоторое удивление и нерешительность, — я… должен сказать… это огромная честь для меня. Мне казалось, что я недостоин стоять в одном ряду с великими людьми…
Тут доктор споткнулся о камень и чуть не упал. Он тихонько выругался. Восстановив равновесие, доктор Берроуз продолжил свою прогулку и воображаемое интервью:
— …в одном ряду с великими людьми, удостоенными этой высокой награды до меня.
Он снова перевел светосферу на другую сторону лица.
— Профессор, но ведь ваш вклад в медицину, физику, химию, биологию, геологию, и, разумеется, археологию просто неоценим. Вас называют одним из величайших ученых современности. Вы предполагали, что завоюете такую славу, когда начали копать туннель у себя в подвале?
Доктор Берроуз театрально откашлялся, входя в другую роль.
— Что ж, я знал, что меня ждет нечто большее… гораздо большее, чем должность смотрителя музея в…
Доктор замолчал и резко остановился. Он убрал шарик в карман и оказался в тени камней. Он вспомнил о своей семье и задумался, как родные справляются без него. Встряхнув растрепанной головой, доктор медленно побрел обратно к костру и опустился на землю рядом со своим дневником. Он смотрел на дрожащее пламя, пока его глаза не затуманились окончательно. Тогда доктор Берроуз снял очки и вытер увлажнившиеся глаза ладонями.
— Я должен это сделать, — сказал он себе, надевая очки и снова хватаясь за карандаш. — Должен.
Неяркий свет костра пробивался между камнями, составленными в круг, и падал на пол и стены туннеля. В центре круга, скрестив ноги, сидел человек, всецело поглощенный своим дневником. Он сердито заворчал, заметив на странице ошибку, и принялся стирать ее ластиком.
Он больше ни о ком и ни о чем не думал в своей одержимости; ничто не имело для него значения.
Мистер Джером сидел в старинном кресле у камина, где потрескивало пламя, и читал газету. Тяжелые вощеные страницы иногда заворачивались внутрь, и он встряхивал руками, чтобы вернуть их в прежнее положение. Уилл из-за стола не разбирал ни единого заголовка — квадратные буквы расплывались на газетной бумаге, и издали казалось, будто по страницам просто пробежало муравьиное войско, выкупавшееся в чернилах.
