Он ухватил яблоко из вазы, к которой Айдан так и не притронулся, и откусил кусок с выражением величайшего наслаждения. Глаза его, устремленные на Айдана, были яркими и удивительно ясными, но сознание его не таило ловушек для доверчивой мощи.
— Значит, ты скоро уезжаешь из города, принц?
Айдан кивнул:
— Через два дня, государь.
— Так скоро. — Казалось, Саладин сожалеет об этом. — Ты по-прежнему намереваешься сделать то, что поклялся сделать?
— Я должен.
Султан кивнул. Пальцы его скользнули по шраму от кинжала ассасина, словно он все еще причинял боль.
— Честь не позволила бы тебе поступить иначе. Так же, как мое слово не позволяет мне оказать тебе помощь.
— Ты знаешь, что я ни о чем не просил.
— Я знаю, — ответил Саладин. — Но то, что я знаю, и то, что я хочу… — Он вздохнул и махнул рукой, словно отбрасывая прочь эти мысли. — Ты принадлежишь к роду королей и знаешь, какие узы накладывает на нас королевский сан. Ты… ты более, чем это… ты знаешь, почему я делаю то, что делаю. Я нашел цену тебе, принц, и всему, о чем мы говорили. И вот что я должен сделать. — Он хлопнул в ладони.
Вошла пара слуг, неся нечто, казавшееся свертком шелка. Они развернули его. Это был плащ, почетное одеяние, сплошь черное, кроме каймы рукавов: тираз, дивная арабская вязь, написанная буквами цвета крови. Имя Айдана, и имя султана, и великое имя Бога, вытканное через слово в знак оказанной чести.
И это был не просто плащ. Вес его был весом стали, весом кольчуги — сирийский обычай, скрывать наготу доспехов под красотой и легкостью шелка. Сталь была вороненой, как ножны меча Айдана. Сквозь черноту поблескивало золото.
Остальные из приличия смотрели в сторону, пока слуги облачали Айдана в подаренный доспех. Он был легче и гибче, чем франкская кольчуга, но Айдан подозревал, что при этом подарок султана окажется еще и крепче. Айдан затянул шелковый пояс и повесил меч на расшитую золотом перевязь. Он выглядел по-варварски пышно; с точки зрения тех, кто смотрел на него сейчас — как истинно цивилизованный человек.
Султан улыбнулся и снова хлопнул в ладоши. Послышались быстрые шаги. Быстро, почти галопом, вбежал отряд мамлюков. Все они были одеты в алые плащи, скрывавшие, как был уверен Айдан, сталь доспехов. Одним из мамлюков был турок, приведший Айдана сюда. Они распростерлись на полу в мусульманском приветствии, но не перед Саладином. Они поцеловали пол у ног Айдана.
— Они твои, — сказал султан с неприкрытой озорной улыбкой. — Делай с ними все, что пожелаешь. Они хорошо обучены, — добавил султан. — И у них есть причины питать нелюбовь к нашему общему врагу.
Айдан не мог сказать, что когда-либо в своей жизни был воистину ошеломлен. Ему всегда было что сказать.
Он задумчиво оглядел ряд алых спин и склоненных тюрбанов. Каждый плащ украшал такой же тираз, какой был выткан на его собственном плаще. Тела, скрывавшиеся под этими плащами, не носили печати прославленной восточной полноты. Все они были юны — старшему из них было не больше двадцати лет — худы и неуклюже-грациозны, словно молодые волкодавы. Один или двое были, по видимому, столь же высоки, как сам Айдан. Некоторые были определенно шире в кости. Одна длинная борода, видневшаяся под тюрбаном, была цвета пшеницы на солнце.
— Но что, — сказал наконец Айдан, — что мне делать с этим отрядом мамлюков?
— Все, что хочешь, — ответил Саладин.
— Тогда я возвращаю их тебе. — Айдан вскинул ладони, не давая никому прервать себя. — Государь, это дар, достойный короля, и я высоко ценю эту честь. Но они — воины Аллаха. Как можешь ты губить их души, даря их мне?
— Я верю, — возразил Саладин, — что ты ничем не воспрепятствуешь спасению их душ.
Айдан вскинул голову. Глаза его полыхнули неистовым огнем.
— Ты знаешь, кто я такой!
Султан коротко кивнул.
Даже будучи наполовину безумным, Айдан не мог схватить короля и трясти его, пока не придет в себя. И ничего хорошего не вышло бы, если бы он испепелил павильон на месте. Обуздав свой темперамент, Айдан заставил себя говорить спокойно:
— Мой повелитель. Если я скажу им — если я скажу им правду — позволишь ли ты им сделать выбор?
— Это не мое дело — позволять или не позволять. Они твои.
Айдан прикусил язык. Хлопнул в ладоши. Посыпались искры. Айдан вздрогнул и выругался. Кажется, искры заметил только султан, и его это, по-видимому, даже позабавило.
— Встать! — приказал Айдан этой армии, которую ему навязали буквально силой.
Они повиновались с похвальной живостью. Да, мальчишки. У некоторых даже не было еще бороды, или в лучшем случае — нежный, чуть заметный пушок. Айдан изучал их лица. От самого высокого до самого маленького. Ясные синие глаза на лице, какие можно увидеть среди снегов севера. Серые глаза; зеленые под рыжими бровями. Снова синие, словно лед, но лицо — оливково-гладкое, как у любого сирийца. Карие, и снова карие, определенно восточные, турецкие косы, турецкие украшения, круглые турецкие лица. И в конце — словно пара поводьев одной уздечки — два широкоскулых, желтокожих и узкоглазых чертенка из преисподней, нахально гордящихся своей непохожестью на остальных, своей удивительностью.
Помимо своей воли Айдан улыбнулся.
— У меня тоже есть брат-близнец, — сказал он. — И держу пари, что я удивительнее, чем вы.
— На что ставим? — быстро и требовательно спросил один. Он, видимо, был близнец-огонь. Кажется, он был чуточку коренастее, на волосок ниже.
— Ваша свобода, — ответил ему Айдан. — Вы теряете право выбора: следовать за мной или отправляться своей дорогой.
— Это уже удивительно, — произнес с интересом другой, близнец-вода.
— Где твой брат? — спросил первый; именно он всегда думал о необходимом.
— Дома, на западе, правит королевством, несчастный.
— Все интереснее и интереснее, — заметил близнец-вода.
Остальные не шевелились, но воздух вокруг них звенел от нетерпения. Айдан обратился к ним ко всем:
— Ваш султан сказал мне, что вы — подарок. Теперь вы знаете, что подарены христианину и франку. Вы должны уже догадаться, для чего вас подарили. Вы боитесь ассасинов?
Они побледнели. Но надо отдать им должное — ни один из них не пошевельнулся и не издал ни звука.
Айдан улыбнулся холодной белозубой улыбкой.
— Хорошо. Я вижу, вы все в здравом уме. Я также вижу, что все вы отважны. Достаточно ли вы отважны, чтобы служить мне?
Он показал им все, без всякой пощады. Свое истинное лицо. Свое истинное могущество, проникнув в их сознания, прочтя их души. Никто из них не был тайным рабом Масиафа. Никто из них не был настолько глуп, чтобы не испытывать страха перед тем, кого они узрели лицом к лицу. "Ифрит", — вот что думали все они. В головах близнецов было другое слово, но означало оно то же самое.
