— Да… радостно, — шепчу я. — Но я очень, очень по ним скучаю.
— Успокойся и отпусти их с миром, — говорит мальчик. — Им хорошо, они больше не будут страдать.
Да, да, всё это Асахель сама говорила много раз и почти такими же словами, но моя душа рвётся на части, из груди вырывается рыдание. Мама с беспокойством оглядывается, ищет кого-то глазами, но мальчик поднимает руку — а может, крыло? — и скрывает меня от её взгляда. Так и не увидев меня, мама отворачивается и идёт дальше, держась за руку отца. Я провожаю родителей туманящимся от слёз взглядом и не двигаюсь с места, повинуясь лёгкой и мягкой, но крепко держащей меня руке отрока. Я ищу взглядом Альбину, но не вижу её ни в каком знакомом мне облике.
— А Аля? — спрашиваю я. — Её я увижу?
— Твой любимый человек здесь, — отвечает мальчик. — Но в привычном тебе облике ты его не найдёшь, если не подключишь для зрения к глазам ещё и сердце. Смотри внимательнее, и ты убедишься, что мало глаз, чтобы видеть. Только сердце видит правду.
Я растерянно перевожу взгляд с одного лица на другое, но никого не узнаю — ни глазами, ни сердцем и, отчаявшись, плачу.
— Анастасия! Отчего ты растерялась? — Мальчик обнимает меня за плечи и показывает рукой на нескончаемый поток людей. — Смотри, смотри внимательнее! — говорит он мне ласково, как плачущему ребёнку. — Ты его обязательно увидишь.
Я снова смотрю. До сих пор я обращала внимание только на женщин, но то ли это сказанное мальчиком слово — «он», то ли что-то ещё подсказывает мне, что нужно присматриваться и к мужчинам. И тут я замечаю ЕГО.
Высокий, худощавый, с коротким ёжиком волос, ОН идёт с поднятым подбородком, задумчиво глядя вдаль. Хотя глаза ЕГО, несомненно, видят, но в походке есть что-то от слепого — особенно в манере держать голову. Лицо не красиво и не уродливо, но оно прекрасно своим спокойствием и внутренним светом.
— Вижу, ты узнала его, — улыбается мальчик. — У тебя зрячее сердце, и потому ты смогла полюбить его в облике слепой изуродованной женщины. Для него это было счастьем и наградой, а для тебя — испытанием, которое ты выдержала.
Я уже не могу ничего с собой поделать, я плачу навзрыд и, упав на колени, умоляю мальчика:
— Пожалуйста… Пожалуйста, можно мне сказать ЕМУ хоть пару слов? Я знаю, нельзя нарушать ЕГО покой, но мне нужно… Очень нужно! Пожалуйста…
— Хорошо, будь по-твоему, — мягко отвечает он. — Ты можешь позвать его.
Но каким именем? — вдруг встаёт вопрос. Альбиной как будто уже не годится: у души много имён, я сама сменила их немало. Мальчик улыбается:
— Тем именем, на которое он точно откликнется, независимо от того, мужчина он или женщина.
Удивительный мальчик, столько печальной мудрости в его недетских глазах! И я зову:
— Утёнок…
ОН замедляет шаг и оглядывается. О, невозможно описать, что я испытываю, встретившись с ЕГО взглядом! Моя родная душа поворачивается ко мне и, не сводя с меня глаз, больших, странных и страшных, выходит из людского потока, а я уже бегу навстречу.
Я глажу дорогое лицо, и незнакомое, и знакомое одновременно, смеюсь и плачу, а его обладатель, заглядывая мне в глаза, спрашивает тихо, робко и недоуменно:
— Настя?.. Настенька, ты?.. Ты — здесь?..
— Я, мой утёночек, я, — шепчу я, улыбаясь сквозь слёзы и гладя тёмный ёжик. — Я здесь, я с тобой. Я люблю тебя.
Моя любовь, всё так же напряжённо всматриваясь мне в глаза, горестно спрашивает:
— Настя, когда?.. Почему?
Я понимаю смысл вопроса: моя половинка хочет знать, когда и почему я умерла.
— Я жива, утёночек, — отвечаю я. — Я прогнала Якушева. Я отправила его в пекло!
ОН улыбается.
— Так это ты сделала?..
Я прикладываю палец к любимым губам.
— Не стоит об этом трубить, утёнок. Я только хотела сказать… Я хотела сказать, как сильно я тебя люблю!
Я помню, что нельзя плакать, но удержаться не могу. Родные пальцы вытирают мне слёзы, а губы шевелятся рядом с моими:
— Любимая. Настя.
Поцелуй лёгок, как прикосновение ветерка. Я тянусь к НЕМУ губами, и ОН целует меня снова, и ещё раз, и ещё. Поцеловав меня в последний раз, ОН заглядывает мне в глаза с грустной нежностью.
— Тебе нужно туда? — Я показываю взглядом в сторону долины, куда все уходят.
Мой родной человек с грустной улыбкой кивает.
— А тебе со мной нельзя.
Я оборачиваюсь: мальчик в подтверждение этих слов качает головой. ЕГО рука, лёгкая, будто сотканная из воздуха, гладит меня по волосам.
— Не грусти… Я всегда буду с тобой. И ты со мной.
Я слышу голос мальчика:
— Анастасия!
Я понимаю: нужно отпустить моего любимого человека и отойти, но я не могу. Мне кажется, если я ЕГО отпущу, моё сердце уйдёт с НИМ. Мальчик снова зовёт меня мягко и ласково:
— Анастасия…
Самая родная на свете рука выскальзывает из моей, ОН отдаляется от меня и снова присоединяется к идущим, а я смотрю вслед. Тот, кого я люблю, оборачивается, и я стараюсь улыбаться, а ОН улыбается мне в ответ, но уходит — всё дальше и дальше, растворяется в веренице идущих. Вот ЕГО уже не видно, а я всё смотрю…
Маленькая мягкая рука берёт меня за пальцы, и я повинуюсь ей, отхожу от тропы на прежнее место.
И вот, я спрашиваю:
— Что же дальше? Я сделала то, что мне было предначертано сделать, моя миссия завершена. Разве Асахель не заслужила отдых? Может быть, мне всё-таки можно в Город, с ними? С папой, мамой и с НИМ?
Мальчик улыбается.
— Да, ты выполнила свою задачу, но это не исключает продолжения жизни. Твой путь ещё не пройден.
— Но какой смысл? Без моего любимого человека мне нет смысла оставаться.
Мальчик качает головой.
— Смысл есть всегда. Смысл — в самой жизни. Кроме того, кое-кто ещё нуждается в тебе.
— Кто? — невесело усмехаюсь я. — Кому я могу быть ещё нужна?
Вместо ответа мальчик улыбается и оборачивается назад. Там, в траве, ни на кого не глядя и улыбаясь каким-то своим мыслям, маленькая девочка рвёт полевые цветы, собирая букет. Я смотрю на неё и узнаю! Это Аля, её улыбка, её нежность — неизменная, вся до капли сохранённая и предназначенная мне. Мальчик говорит:
— Красивый она собрала букет для своей мамы.
Я плачу, я смеюсь, снова плачу — во мне ураган чувств, а мальчик спрашивает:
— Ну что, теперь есть смысл оставаться?
У меня нет слов, кроме одного огромного, размером со всю Вселенную «да».
— Тогда тебе пора возвращаться, — говорит мальчик.
— Я ещё хотела спросить, — бормочу я, вглядываясь в солнечную долину. — А моего ангела-хранителя там нет? Я хотела кое-что ему сказать…
Абсурдный вопрос: нуждаются ли ангелы в ангелах-хранителях? Ведь я — Асахель, пусть и бывшая. Впрочем, наверное, ангелы, ставшие людьми — да, нуждаются. Так же, как хирург, который вряд ли сможет сам себе сделать операцию, а потому в случае болезни нуждается в другом хирурге.
