Я почувствовал потребность сказать ей об этом. Объяснить ей, насколько высоко я на самом деле ценю ее. И — должен в этом сознаться — попытаться загладить свою собственную вину перед ней, потому что мне пришлось по-своему унизить ее, в чем-то не менее жестоко, чем Дурла унизил Мэриэл. Предать ее доверие, предать ее страсть. Долг мой перед ней велик, и надо, каким-то образом, попытаться возместить его.
Глупец. Глупый старик.
Когда мой «маленький напарник» позволил мне выйти из вынужденной «медитации», я решил, что слишком долго откладывал разговор. В самом деле, слишком долго. Я опоздал с ним на много лет. Я знал, что Тимов покинула Приму Центавра и поселилась на одном из окраинных миров. Но мне не составило труда организовать сеанс связи с ней в режиме реального времени. Женщина, в которой я узнал секретаршу, со стародавних времен служившую Тимов, ответила на мой вызов и, казалось, была более чем удивлена тем, что в контакт с ними вошел сам император. Она сказала мне, что госпожа будет здесь немедленно.
Прошли долгие минуты. Я предполагал, что Тимов просто заставляет меня ждать из вредности.
Но я ошибался.
Когда бледная и изнуренная женщина появилась передо мной на экране, я поначалу не узнал ее. Не было и следа той пламенной энергии, которую я привык ассоциировать с острой, как лезвие бритвы, колючкой, прозывавшейся Тимов. Но затем понял, что да, передо мной появилась все-таки именно она.
Тимов сидела, глядя прямо на меня. И не говоря ни слова. Она казалась мумией, в которой жили разве что ее глаза, и эти глаза разрезали меня огнем ее глубинного зрения.
— Тимов, — произнес я, и сам удивился звуку своего внезапно осипшего голоса. А затем начал было, — ты хорошо выглядишь… — Но ничто не могло быть дальше от истины, чем это утверждение, и мы оба знали об этом. Так что вместо того, чтобы продолжать, я прокашлялся и снова назвал ее по имени.
Она грубо оборвала меня.
— Это правда. Ты удовлетворен? Ты, очевидно, вызвал меня лишь для того, чтобы своими глазами убедиться в истинности дошедших до тебя слухов. Так что… смотри. Ты доволен?
— Я не знал ни о каких слухах, — совершенно искренне признался я. Ничего более честного я не говорил ей долгие годы… а может, и вообще никогда.
— Ты хочешь сказать, что не слышал, будто я умираю, — сказала она с таким презрением в голосе, что сразу стало ясно — она не поверила мне ни на йоту.
Никогда еще мне не приходилось тратить столько времени и сил, на то, чтобы произнести одно-единственное односложное слово. Но, наконец, я сумел выговорить его.
— Нет.
— Мм-хмм, — Тимов по-прежнему не верила мне. Я не могу винить ее за это. — Ну, хорошо, допустим, что это так. Тогда зачем же ты вызвал меня, после стольких лет молчания?
— Я…
Все, что я хотел сказать ей, переполняло мой разум. Но ничего не могло вырваться наружу.
Она насупилась так, как она одна умела это делать.
— Лондо… ты выгнал меня с Примы Центавра. Ты обошелся со мной настолько неуважительно, насколько не позволил бы себе обойтись даже со своим злейшим врагом. Ты публично продемонстрировал презрение ко мне, ты…
— Я знаю, я знаю. Я действительно сделал все это. Я знаю.
— Я императрица, а со мной обошлись как с презреннейшей из рабынь. И теперь, когда прошло столько лет, что ты еще можешь мне сказать?
— Почему ты умираешь? — только и сумел спросить я.
— Чтобы досадить тебе. А что, могут быть другие причины? — Тимов, похоже, собралась оборвать связь, чтобы заняться чем угодно, только бы не разговаривать со мной, чтобы оказаться где угодно, только не на связи со мной. Сотня возможных ответов пришла ко мне на ум, но произнести я мог лишь один.
— Я хочу, чтобы ты знала… Я виноват перед тобой.
Тимов уставилась на меня как на сумасшедшего. Молчание длилось несколько секунд, которые показались мне вечностью.
А потом я заметил, что взгляд ее чуть-чуть смягчился.
— Конечно, виноват. Но вовсе не в том, в чем решил повиниться, связавшись со мной сейчас.
— Боюсь, что я…
— Ты не понимаешь. Да, впрочем, ты редко находил время, чтобы попытаться понять, или даже обдумать собственные действия. Ведь даже в ту ночь, когда ты изгнал меня с Примы Центавра, ты действовал импульсивно. — Разговор со мной явно отнимал у нее много сил. Она остановилась, чтобы отдышаться, я продолжал молчать.
— Я всегда была более рассудительна, да к тому же, учитывая мои обстоятельства, у меня было очень много времени на размышления. Лондо, я знаю о твоей дилемме.
— Что же ты можешь знать об этом?
— Ты помнишь Леди Мореллу? Ты попросил ее предсказать тебе будущее.
— Это было наше с ней приватное дело.
— Ммм… Любому центаврианину все важные для него вопросы представляются его приватным делом. И потому о них знают все кому не лень. Ну, а я… Я твоя жена, Лондо. Даже будучи в изгнании, я знала практически все о твоих делах. Знаешь ли, только в этой глуши я поняла, что действительно жена императора. — Тон ее, когда она говорила все это, был отнюдь не легкомысленным. Более того, глаза ее зажглись еще ярче.
О, да, Тимов была в курсе всего, точно так же, как все императрицы знают все об удачах и злосчастьях своих мужей. Я видел, что она скажет сейчас. Она намекала мне, что Леди Морелле, которая и до замужества была телепатом с довольно сильными псионическими способностями, были дарованы особые визионерские способности, как жене Императора Турхана.
Тимов знала. И Леди Морелла знала. И потому требовалось срочно предупредить ее.
— Это очень опасное дело, рассуждать о таких вещах. Именно поэтому я держу тебя в изгнании.
— Я знаю. Ты окружен тьмой, и я хорошо знаю, что в эту тьму лучше и не пытаться заглянуть.
— Мне пора идти, Тимов. Я вот хотел связаться с тобой, чтобы сказать… столь многое. Но оказалось, что все это ни к чему.
— Прощай, Лондо, — живо откликнулась она.
Я потянулся, чтобы выключить трансмиттер, и тут Тимов внезапно сказала:
— Лондо…
Моя рука замерла на выключателе.
— Да?
— Если почувствуешь, что нуждаешься во мне, звони.
