– Разбудить Нору?
– Не надо, – канатоходец помотал головой. – Я не хочу. Мне многое хотелось ей сказать, когда я был живым, а сейчас я просто – маленький Олле, смотритель снов. Я позаботился, чтобы её не мучили кошмары.
– Как странно, – произнёс Вильям. – Вот я сижу и разговариваю с призраком, который вовсе и не призрак. Ты знаешь, Олле, я всегда хотел узнать… на что она похожа – смерть? Что там, за дверью?
– О, – Олле усмехнулся. – Смерть… Смерть приходит к человеку в образе самого желанного, самого красивого существа в мире, ибо, как иначе объяснить, что люди следуют за ней, когда она приходит, а некоторые вовсе – ждут её? Младенцу она является как мать, подростку – словно лучший друг, супруги, жившие вместе долго и счастливо, часто приходят один за другим. Не потому ли самые прекрасные видения приходят к нам во сне, ведь что такое сон, как не младший брат смерти? – он посмотрел задумчиво на Рика, свернувшегося между травником и Телли, и после паузы закончил: – И кто знает, может, весь этот мир – всего лишь сон какого-нибудь старого усталого дракона?
– Что ты имел ввиду?
Ответа не последовало.
– Олле? – Вильям поднял голову и торопливо огляделся. – Олле!
Олле исчез, на бревне никого не было. Головни догорели до седого пепла, кострище запеклось как глиняная миска. Было холодно и тихо. С неба сыпалась снежная крупа.
Жуга приподнял голову.
– Чего шумишь? – осведомился он. – Случилось что?
Ещё вчера Жуга прорезал в своём одеяле дыру, и теперь, просунув в неё голову, надел его как плащ и подошёл к костру. Подбросил сушняка, раздул огонь и опустился рядом с бардом.
– Кто приходил? – спросил он.
Вилли вздрогнул и поёжился.
– Никто.
– Будет лучше, если ты расскажешь. Я слышал, как ты с кем-то разговаривал. Кто это был?
– Я ж говорю: никто. Мне сон приснил…
Вильям опустил глаза и осёкся: снег возле бревна был весь истоптан знакомыми следами башмаков с рубчатой подошвой – именно такие и предпочитал носить канатоходец.
Травник тоже их заметил.
– Олле? – спросил он.
– Олле, – обречённо кивнул Вильям.
Жуга уселся поудобнее и запахнул плотнее одеяло.
– Ну что ж… Рассказывай.
***
Холодная вода заколыхалась, тронутая тонким лезвием, сомкнулась без следа; белый островок мыльной пены закачался на маленьких волнах, растаял и исчез. Поверхность старого пруда вновь сделалась чистой и неподвижной. Несколько мгновений Жуга критически рассматривал своё отражение, затем вздохнул и принялся соскабливать с лица щетину бороды. Бритва шла туго, с тупым противным хрустом – как он ни пытался, наточить её как следует не получилось. Кривясь и надувая щёки, травник кое-как выбрил пол-лица и верхнюю губу, когда вдруг за спиной его послышались шаги и чья-то тень возникла над обрывом. Отразилась в зеркале пруда. Жуга не обернулся: в этом не было нужды – эти шаги он узнал бы из тысячи.
– Зачем ты бреешь бороду? – спросила Нора.
Травник задержал движение руки, затем и вовсе опустил её. Повернул голову. Ничего не сказал.
– Телли ведь наверное сказал тебе, что тебя ищут? – Поколебавшись, Нора спрыгнула к воде. – Ведь не может быть, чтоб не сказал.
Жуга всё так же молча сполоснул бритву; та плеснула, как какое-то водяное животное. Мыльные разводы поплыли по воде.
– Мне осточертела эта метёлка, – проговорил он наконец.
– Тебя узнают.
– Наплевать.
Повисла пауза. Нора села рядом, провела ладонью по воде, коснулась илистого дна. Муть заклубилась бурым облачком. Мыльная пена на щеке у травника медленно засыхала.
– Ты мало изменился.
– Да? – хмыкнул травник. – Приятно слышать.
Лицо его было лишено всяческого выражения.
– Где твой меч? Ты им уже не бреешься?
– Нет.
– Ты не спал сегодня ночью, – произнесла негромко девушка и пояснила свою мысль: – У тебя круги под глазами.
– Обычное дело, – пожал плечами тот. – Мне всегда не спится, если что-то наперекосяк, ты же знаешь.
– Знаю.
– Послушай, Линора, – травник отодвинулся от воды и со щелчком сложил в ладони бритву, – чего ты хочешь? Ты не захотела идти со мной, когда это мне было нужно, так зачем теперь весь этот разговор?
– Я не уходила! Это ты ушёл! – Нора поджала губы. – Что мне было делать? Что?
– Я же объяснил тебе…
– Я слышала твои объяснения! – фыркнула та. – Чушь и чепуха! Мог бы придумать причину получше! Он, видите ли, ушёл искать себя! А обо мне ты подумал? Сначала я и вправду ждала, а потом подумала: чего ради? Он шляется, бог знает где и с кем, а я – сиди, как дура?! Тебе не понять, как это больно и обидно – всё время гадать: вернётся – не вернётся? Я решила жить без тебя, я научилась этому, нашла новых друзей, и вот, когда я уже почти забыла всё, вдруг снова появляешься ты, и всё начинается с начала! Из-за этого мальчишки, из-за этого дракона… из-за тебя я потеряла всё…
– Всё?! – вскинулся травник. В голосе его было столько удивления, что Нора поперхнулась и умолкла. – Ты потеряла? Фургон, полудохлая кляча и блохастый ворох старых шкур – это и есть твоё «всё»?
Девушка молчала.
– Я тоже много потерял, – продолжил он после паузы, – дом в городе, работу и полгода жизни, не говоря уж о тебе, но я и не думаю винить в том тебя или мальчишку. Так что, давай не будем хвастаться друг перед другом своими… потерями. Дракон – это совсем не то, что ты думаешь. Да и Телли, пожалуй, тоже.
– Вы все безумны, – медленно сказала Нора, – ты и твой Телли со своим драконом. А теперь и Арнольд с Вильямом с ума двинулись. Из-за вас Олле погиб, а вам всё равно – как будто бы не человека убили, а куклу в балагане!
– Олле? – травник нахмурился. – Олле – не кукла. Помяни моё слово, он ещё доставит нам хлопот.
Линора с подозреньем покосилась на Жугу.
– Олле… доставит… Что ты имеешь в виду?
– Потом объясню, – уклончиво ответил тот.
И умолк.
Волосы травника выбились из-под ремешка, на худом загорелом лице лихорадочно блестели глаза. Сейчас, с торчащими вихрами недобритых рыжих бакенбардов он ещё больше походил на злого и рассерженного лиса. Не хватало только пары острых ушек на макушке.
– Я вернулся за тобой, – проговорил он. – Я искал тебя и не нашёл. Потом мне сказали, что ты нашла себе другого. Знаешь, я уже привык, что меня всё время предают. Мне только хотелось спросить тебя, почему ты так поступила со мной, а потом один умный человек сказал мне: «Не спрашивай у женщин, почему».
– Узнаю Золтана, – хмыкнула та.
– Четыре месяца – не столь большой срок, – проигнорировав реплику Норы, продолжал Жуга, – но тебе его хватило, чтоб меня забыть. Но я всё равно искал тебя. Я впал в какое-то исступленье. Знаешь, наверное тебе повезло, что я тогда тебя не встретил. Я хотел понять, что произошло, но я, должно быть, потерял разум. Я хотел превратить твою жизнь в кошмар, стать твоим… твоим личным чудовищем, которое преследовало бы тебя и только тебя, всегда и везде.
