— Все уладится, леди и джентльмены, — пыталс развеселить нас Черный Джим, но чувствовал он себ похоже, не совсем спокойно. Да и выглядел как-то неважно. — Сейчас вы пообедаете, отдохнете. Да и мне надо покушать. Видите, как я исхудал? — пошут) Джим.
— Верно, Джим. Что-то ты осунулся и побледнел, — сказала Аннабель Ли.
— А вот и мой обед. — Джим показал на горизонт, где скапливались тучи, сверкали молнии и погромыхивал гром. Но гроза шла стороной. Джим взлетел, черной птицей догнал уползающую, свинцово клубящуюся тучу и скрылся в ней. Джим, догадывались мы, «обедает», насыщается живительной грозовой энергией, резвится в своей стихии.
Принесли и нам обед. Стюард в белоснежном кителе расставил на столе дымящиеся блюда и бутылки с вином. Был он молчалив, но предупредителен и вежлив. Вдали, на корме и в носовой части корабля прохаживались с мушкетами в руках наши охранники. Они тоже молчали, вели себя тихо и делали вид, что не замечают нас. Вышколил своих головорезов старпом здорово.
Мы проголодались, но пища что-то не очень шла в горло. Боцман часто вставал, подходил к борту и посматривал на опустевшие хижины и густо разросшиеся за ними джунгли. Когда старпом ушел, он подсел к нам и прошептал:
— Как бы сбежать отсюда?
— Куда уж нам. — На губах капитана искривилась такая горькая и безнадежная усмешка, что мне стало не по себе. Мужество окончательно покинуло капитана.
— А Черный Джим? — оживилась Аннабель Ли. — Он поможет.
— Вряд ли, — сказал я. — Он дитя грозовых морально нейтральных туч и сам нейтрален.
И в самом деле, не было Джиму до нас никакого Дела. Вернулся он из тучи с порозовевшими щеками и озорными глазами — этакий клубок неуемной искрящейся энергии. Он упругим шагом прохаживался по палубе, с громовым хохотком и подмигиванием подталкивал, задирал матросов. И от увесистых шуточек Джима у тех трещали бока.
После обеда я уединился под тенью лениво полоскавшихся парусов. Друзья не мешали, понимали, что мне надо вспомнить что-то такое, от чего зависит наша судьба. Но ничего, ни малейшего просвета не увидел я в бесконечных темных тоннелях прошлого. Во всяком случае, ничего нового, чем можно было бы хоть на время смягчить, ублажить старпома.
Часа через четыре, когда солнце уже клонилось к закату, из кают-компании вынесли кресло. Из своей каюты появился старпом.
«Начинается», — с тоской подумал я. Старпом сел в кресло и жестом подозвал меня к себе.
— Ну, художник, что скажешь хорошего? — Глаза его глядели холодно и жестко.
И тут меня понесло. От страха, что ли?
— Вселенная бесконечна не только во времени и пространстве, но и в своих состояниях. Мы живем в привычном нам вещественном мире. А за ним, вернее, рядом, но вне нашего времени и пространства множество иных миров, с иным развитием. Видеть и ощущать их мы не можем и никогда не сможем. Одним словом, это неизвестная бесконечность, поистине потусторонний мир. Материалисты и прочие Великие Вычислители объявили его мистикой и религиозным бредом. Но он есть, его дыхание в наших бессмертных душах, в биении и пульсации наших мыслей…
«Господи, откуда это у меня? Красноречив, как доктор Зайнер», — с ужасом подумал я, но в глазах старпома засветилось любопытство.
— Так-так. Продолжай.
— Но природа едина. И неведомая потусторонняя бесконечность постоянно проникает в наш грубый вещественный мир и является нам в виде чего-то нематериального. Вот как эти волшебные облака. А что говорить о разумных существах, эволюционно возникших в той, для нас как будто бы духовной бесконечности! В нашем мире они обладали бы непонятными, мистическими способностями. Но шагнуть просто так из своего мира в другой они не могут. Они просто разрушатся. Но вот я уцелел. Случайно, быть может, в хаосе той самой нашей катастрофически гибнущей галактики я вывалился и уцелел. Но мои способности художника творить красоту и гармонию здесь, в мире иной и чуждой мне материи, оказались со знаком минус.
— Со знаком минус? — улыбнулся старпом. — То есть не созидательными, а космически разрушительными? Ты вывалился в нашу бедную галактику и мимоходом пристукнул ее, разнес в пыль и прах? Отсюда и наши звездные океаны? Любопытно. Очень любопытно. Это надо обдумать.
«Клюнуло», — с надеждой подумал я и продолжал развивать понравившуюся старпому гипотезу. И откуда она у меня взялась? Один Бог знает.
— Да, я — житель потустороннего мира, — с пафосом и тем же зайнеровским бутафорским величием заявил я. «Откуда оно взялось? От страха все это, от страха», — мелькнула стыдливая мысль, но удержаться не мог и продолжал в том же духе: — Да, я оттуда. Здесь же я стал носителем иного нравственного и физического заряда, олицетворением разрушительных законов природы. И в первую очередь, второго закона термодинамики.
— Второе начало термодинамики? Как же, помню эту теорию, помню. И отсюда твои способности оледенить Вселенную, бросить ее в бездну и мрак смерти?
«Неужели этот фанатик всерьез считает, что та, памятная нам картина мертвой Вселенной — мое художество? А моя постыдная зайнеровская поза? Чего доброго, сочтет он это трясущееся от страха бутафорское величие и болтливость издевательством и дерзостью».
— А смысл этого ужаса? В чем он? — настаивал старпом и вдруг посмотрел на меня с подозрением. В груди у меня похолодело. — Хитришь ты что-то со вторым началом термодинамики. Хочешь изобразить себя физически обыкновенным и вильнуть от главного ответа? Нет, происхождение твое куда более ужасное и грандиозное. В тебе таится тайна всех тайн. Вот и выкладывай ее. Не хитри! — В голосе старпома прогремела угроза.
— Есть он, есть великий смысл, — торопясь и захлебываясь, опять же от страха, заговорил я. — Душой художника чувствую, что есть. Вселенная — это не картина бесцельного кошмара, не бред идиота и не бессмысленная мазня, а…
— А что? Разумная композиция? — От нетерпения старпом привстал с кресла. — Ну, ну! Художник, милый мой дьявол. Чувствую, уловил ты за хвостик что-то великое. Да и я на вершине. Говори же!
«Господи, я же хитрю и виляю, как Великий Вычислитель, как жаба. Ну сколько же можно?» — подумал я и махнул рукой:
— Не знаю. Честно признаюсь, ничего не знаю. По моему поникшему виду старпом понял, что все кончено. Он побледнел. Сизифов камень вот-вот сорвется с вершины и с грохотом полетит в пропасть. Задержать падение! Остановить!
— Крысоед! — прогремел старпом.
— Здесь я! — выскочил откуда-то палач с двумя под-ручными. В руках Крысоеда и его помощников дымились докрасна раскаленные прутья.
— А ну, полосни его. Да с вывертом. Ты это умеешь.!
