Кошки
Древние скандинавы держали у себя дома породу кошек, имевшую, как пишут специалисты, довольно своеобразный окрас: в основном белый, с рыжим пятном на крупе у основания хвоста. Самое интересное, что гены, определявшие именно такую окраску животных, оказались очень устойчивыми. С тех времён, когда викинги совершали свои походы, минуло целое тысячелетие, но кошки подобной породы и до сих пор живут буквально во всех местах, где бывали викинги, где они основывали свои поселения. Наиболее отчётливо «кошки викингов» прослеживаются, конечно, там, где их гены не были утрачены среди многочисленных местных пород. Идеальным заповедником для них стали островные архипелаги у побережья Великобритании.
Каких-то развёрнутых легенд, связанных с кошками, скандинавская мифология не создала. Упоминается лишь, что на колеснице, запряжённой пушистыми кошками, ездила Богиня Любви – добрая Фрейя, самая, как утверждает сказание, отзывчивая к людским молитвам. Фрейю чтили не только скандинавы, но и другие германские племена. В Шлезвиге, в церкви XII века, сохранилось изображение Фрейи в виде босоногой молодой женщины: она скачет верхом на кошке и трубит в рог. Вероятно, связь Фрейи с кошками не случайна. Если начать перечислять те черты, то злые, то добрые, которыми наделяют кошку различные мифологии, получится отдельная книга. Отметим только одно её свойство: именно в кошку часто перевоплощаются колдуньи, склонные к оборотничеству. Скандинавские же Боги подразделялись на несколько племён, так вот Фрейя принадлежала к тому из них, члены которого были особенно сведущи в колдовстве! С другой стороны, коты и кошки редко образуют постоянные пары, поэтому кошка зачастую символизирует некоторую любовную неразборчивость. Фрейя же, согласно мифологии, особым постоянством не отличалась.
Наверное, не лишне здесь упомянуть древнеегипетскую Богиню Баст, связанную с радостью и весельем. Её изображали в виде женщины с головой кошки, кошка была её священным животным, за убийство кошки могли осудить на смертную казнь…
Как только не изображают в кино и в художественной литературе рабов, состоявших в собственности и на службе у викингов! И что характерно: чем с меньшей симпатией автор к викингам относится, тем более жестокими рабовладельцами он их изображает. На страницах некоторых «исторических» романов можно обнаружить рабов в ошейниках, с клеймом, выжженным на лбу, прикованных на цепь, вынужденных влачить совершенно скотское существование… И, естественно, несчастные невольники гораздо умнее, способнее, благороднее жестоких хозяев.
А как было на самом деле?
Среди стихотворных текстов, сохранивших для нас древние скандинавские мифы, есть один, называемый «Песнь о Риге». В этой песни рассказывается легенда о происхождении разных слоёв населения: рабов, свободных земледельцев и знати. Большинство специалистов сходится на том, что она была создана в конце X века. Некоторые исследователи видят в ней всего лишь хвалебное произведение, предназначенное восславить древность рода какого-то предводителя. Другие настаивают на том, что древние скандинавы действительно представляли себе таким образом изначальное «классовое расслоение» общества. Ведь задумывались же они о том, откуда взялись свободные и невольники, простые люди и знатные вожди?
Сюжет песни незамысловат. Один из Богов, по имени Риг (это скорее прозвище, его можно перевести как «господин» или даже «Господь», одним словом – Бог), путешествует по белу свету. Он останавливается в трёх людских домах и в каждом встречает супружескую пару: в первом – Прадеда и Прабабку, во втором – Деда с Бабкой, в третьем – Отца и Мать. В каждом доме гостя встречают со всем радушием, ставят на стол посильное угощение, а когда приходит время ложиться спать, супруги укладывают Рига между собой.
Обратим особое внимание на этот момент. В книгах учёных говорится о древнем обычае, зафиксированном этнографами у некоторых племён: в первую брачную ночь молодожёны воздерживаются от супружеских отношений и укладывают между собою изваяние божественного предка, – согласно их вере, именно он должен породить в теле женщины новую жизнь. Надобно полагать, в «Песни о Риге» идёт речь о подобном же ритуале. Текст песни этого не подчёркивает, но, видимо, хозяева-люди воспринимают своего гостя не как простого прохожего, но именно как Бога и поступают с ним соответственно.
И результат не заставляет себя ждать. Спустя девять месяцев все три женщины рожают по сыну: они-то и становятся прародителями сословий. Сын Прабабки, названный Трэлем, делается самым первым рабом. Его имя, Трэль, и значит «Раб». Заметим в скобках, что Трэль – «раб вообще»; песнь не упоминает ни словом, чтобы он был в услужении у кого-то конкретно. Заметим также, что песнь не отказывает рабам в праве называться детьми Богов. Кроме того, есть некий парадокс в том, что Трэль рождается именно у Прадеда и Прабабки…
Что это за парадокс?
«Да, были люди в наше время…»
Учёные пишут, что извечное ворчание стариков – вот, мол, в наше время была благодать, не то что нынче! – раздавалось не только сегодня, но и сто и даже тысячи лет назад. И это обстоятельство отнюдь не означает, что мир делается всё хуже и хуже.
Любой пожилой человек подтвердит, что давно минувшая юность видится ему в розовом свете. Даже тому, у кого она выдалась очень нелёгкой. Ещё бы! Человек был молод, здоров, полон энергии и жизненных сил, а впереди лежала вся вечность, всё только предстояло – «и жизнь, и слёзы, и любовь». Это психологический закон, который нельзя отменить, – с ним можно только считаться. И, конечно, наблюдательные древние люди давно заметили его, а заметив, объяснили языком мифа.
Всё «самое первое», говорили они, на заре времён было испытано Богами. Самый первый дом, самая первая любовь, самая первая война… Познав весь мир и все явления жизни, освоив все умения и искусства, Боги передали свои познания людям. Люди воюют, потому что когда-то разразилась война между Богами. Люди лепят горшки, потому что кому-то из Богов некогда пришло на ум вылепить из глины горшок, причём именно такой формы…. И так далее.
Соответственно весь так называемый прогресс, общественный, технический и научный, на самом деле – не развитие, а, наоборот, искажение премудрости, когда-то вручённой человечеству свыше. Здесь можно привести в пример не только безобидную воркотню стариков, но и кое-что пострашнее. Достаточно вспомнить, как боролась христианская Церковь с новыми идеями об устройстве Вселенной, как отправляли на костёр вольнодумцев, посмевших усомниться в учениях ископаемых авторитетов…
«Ископаемые авторитеты» упомянуты здесь не случайно. Согласно мифологическому мышлению, чем дальше в прошлое, тем ближе к Богам. А значит, божественная премудрость доставалась предкам существенно менее искажённой, нежели потомкам! Вот почему мнение Аристотеля, жившего на две тысячи лет раньше Коперника, с точки зрения Церкви оказывалось гораздо весомее для науки.
Подтверждения сказанному иногда обнаруживаются даже на уровне языка. Например, прилагательное старый в русском языке некогда обозначало вовсе не «находящегося в преклонном возрасте», как теперь, но, наоборот, «сильного, крепкого, совершенного». Когда русская былина называет Илью Муромца «старым казаком», это отнюдь не значит, что он был седобородым и дряхлым. «Старый» – значит «лучший из лучших»!
Поэтому рождение Трэля именно у Прадеда с Прабабкой поначалу приводит в некоторое недоумение. Впрочем, возможно, парадокс здесь кажущийся. Вполне вероятно, что в данном случае действовал другой психологический закон. Например, обаяние молодости и красоты Матери и Отца, которым мифологическая песнь «доверила» родить будущего вельможу. А может быть, ещё то обстоятельство, что в любой сказке геройствовать и совершать подвиги достаётся именно младшим .
Почему так?
В эпоху викингов и у скандинавов, и у наших предков славян существовал закон: если в семье было несколько сыновей, первоочередным наследником считался старший. Младшим сыновьям предстояло всю жизнь быть «на вторых ролях», а если такая доля их не устраивала, им приходилось добиваться положения, уважения и богатства собственными усилиями. Эпоха же викингов как раз характерна тем, что древнейший род, затерянный в глухих лесах или в скалистом фиорде, усиленно расширял свой изначально крохотный мирок (об этом мирке подробно рассказано в главе «Колдовство финнов»), осознавая себя частицей поистине бескрайнего мира. Такой эпохе, естественно, «требовались» активные, деятельные люди, которым к тому же особо нечего было терять. Между тем младший брат отправлялся на подвиги куда легче старшего, прикованного к месту ответственностью за наследие предков.
