Если до этого особенные запахи не улавливались, то тут уже попахивало мужским потом, носками и еще чем‑то грязным. Совсем несильно, пока чуть‑чуть. Что начнется, когда будут заняты хотя бы половина кроватей, гадать не приходилось.
– Знакомьтесь. У вас пополнение. Андрей Черновол, Роман Пересада, Семён Ветлов, – указал прапорщик на каждого из нас, чем меня удивил, потому как я до этого не знал фамилий ребят и потому как он нас запомнил и не перепутал.
– Ух ты! Чистый какой! Барчук, что ли? – раскрыл рот мелкий худощавый парень с большими глазами.
– Синицын, опять неуставщину разводишь? Что я тебе говорил по поводу кличек? Как ты собрался биться с тварями? Как собрался звать на помощь, когда прижмут твари, когда не то, что ранят, по яйца оторвет ноги? Барчук, Перес, Ветел, помогите, вытащите меня, что ли? Ты будешь орать: «Братцы!». Потому что только братцы, подчас рискуя жизнями, придут тебе на помощь. Но братцами вы должны стать не когда тебя прижмет где‑то там, а здесь, сейчас, в казарме. Потому что ближе, чем они у тебя никого нет. Мамки с папками остались на гражданке. Здесь есть только братцы. И чем братцы будут роднее, чем ближе, тем у тебя дурака будет больше шансов выжить. Все понятно?
– Так точно! – отчеканил Синицын.
– Не слышу остальных?
– Так точно! – хором отчеканили все.
– А чтобы лучше до тебя Синицын дошло, упор лежа принять. Сто отжиманий. Сержант Гричик, проследи.
Оглянувшись и не увидев сержанта, он заорал фамилию на всю казарму. Топая берцами по деревянному полу, Гричик бегом прибыл на крик.
– Проследи, – указал он на Синицына, начавшего отжиматься от пола.
Прапорщик намеревался пойти дальше, но заметил в левой части казармы на подоконнике разложенное полотенце.
– Я же сказал, в соседнее расположение носа не совать! Кто тряпку оставил?!
– Там солнце. Я положил сохнуть, – кряхтя и продолжая отжиматься, подал голос Синицын.
– Синицын, не пойму, ты у меня решил стать Гераклом, что ли? Сержант Гричик еще сто отжиманий.
– Есть сто отжиманий! – с готовностью отчеканил тот, как будто ему предстояло отжиматься.
– Что стали? – это уже было к нам. – Ставь рюкзаки и за мной.
На всякий случай мы поставили рюкзаки на пол с правой стороны, где размещались парни.
– Это зона отдыха, – показал прапорщик в конце расположения справа, где под потолком висел телевизор. – Это зона активного отдыха, – указал он на левую сторону, где висел боксерский мешок и размещался силовой уголок со штангой. – На ближайший месяц сюда не смотреть. Вам будет не до этого. Я об этом позабочусь.
Проход упирался в дверь, раскрыв которую мы оказались в зоне санузла. Справа шли писсуары, слева кабинки. Прямо вдоль стены раковины, где сейчас стирали форму четверо парней. Ошметки грязи на полу сразу бросились в глаза.
– Что это за такое?! – заорал прапорщик. – Что за свинарник?! Казарма – это прежде всего порядок! Понятно или нет?!
– Так точно! – выкрикнули в ответ четверо.
– Вчера понятно, сегодня понятно. Это хорошо, что понятно. Нужно закрепить. Упор лежа принять! Сто отжиманий! Сержант Гричик!..
Оглянувшись и не найдя сержанта, прапорщик открыл дверь в расположение и громко позвал его по фамилии. Снова громко топая, тот прибежал галопом.
– Где тебя постоянно носит?
– Так это… – видимо плюнув на оправдания он избрал для себя лучшим покаяться: – Виноват! Исправлюсь!
– Правильно. Исправляйся.
Думал сейчас и ему влепит сто отжиманий. От этого едва ли не засмеялся, но, естественно, не подал вида, ибо уже понял, что последует. Для сержанта прапорщик велел проследить за отжиманиями парней. Тот подался к ним и стал отсчитывать вполголоса.
– Ну и последнее, – это уже было обращено снова к нам, – мимо очка не ср*ть и не сс*ть. Утром и вечером убирается женщина. Услышу от нее жалобу, всей ротой будете у меня умирать. Все понятно?
– Так точно!
– Гричик, что ты там встал? Иди сюда. Покажешь новеньким, как правильно подшиваться, как заправлять кровать, как носить форму. И проследи, чтобы сегодня они подстриглись. А тебе обязательно побриться, – закончил на мне прапорщик.
На этом изверг убыл.
– Гричик, можно не отжиматься? – поднял голову один из отжимающихся парней.
– Что сказал Костин? Вот и отжимайтесь. Не хватало из‑за вас встрять. За собой разгребать не успеваю, – обреченно выдохнул сержант.
Гричик дождался, пока парни закончат и вместе с нами прошел в расположение. Первым делом на примере Сёмы он показал, как мы должны выглядеть, заставив его оправиться, спрятать на берцах шнурки и сильнее затянуть ремень. После рассказал и показал, как правильно застилать кровать и подшиваться. Ну а прямо сейчас он велел выбрать себе места, оставить в тумбочках нужные вещи, а остальное вместе с рюкзаками сдать в каптёрку.
В поезде еще ладно, временно можно поспать на верхней койке, но все время там находиться мне не хотелось, посему выбрал нижнее место. В маленькую тумбочку, которую требовалось делить с тем, кто на верхней полке, многое не положить. Так что оставил лишь мыло, зубную щетку и килограмм конфет, купленных в Тобольске.
Видя, с какими глазами все уставились на конфеты, пришлось угостить всех. Вроде дал по парочке, а от килограмма почти ничего не осталось.
– Слышь, новенькие, не расслабляемся, – беря свою долю, борзо начал Синицын, – чтобы сегодня научились заправлять пастели. И чтобы научились быстро одеваться. На все про все Гиббон дает 40 секунд.
– А ты что умничаешь, самый умный, что ли? – ощетинился на него Рома.
– Я тут самый старый. Лучше слушай, что тебе говорят. Иначе за**етесь отжиматься. Еще из‑за вас мы встрянем. У меня уже сегодня рекорд, 1600 раз отжался. Но самый рекордсмен у нас вон, – указал он на спящего без задних ног парня на верхней койке, – за вчера 2700 выжал. Сегодня пока 2300. Но пока не вечер. По‑любому перещеголяет.
– Что‑то ты непохож на старого. Сколько ты тут? – спросил я, видя, что он такой же светлый, как и мы.
– Третий день, – ответил он и расплылся в улыбке.
Мы тут же рассмеялись. Оказалось, нашу роту начали комплектовать только три дня назад. Как раз в день принятия министром обороны решения о временном сокращении срока контракта до одного года. С этого времени в казарму ежедневно приходило пополнение из сборного пункта Тобольска. Сегодня утренним бронепоездом прибыли очередные пятеро парней. С ними мы не пересеклись, потому что их встретили на машине и довезли прямо до казармы.
Немного поговорив с ребятами, мы пошли сдавать рюкзаки в каптёрку. И вот тут передо мной встал вопрос по оружию. Выручил Рома, вызвавшийся временно спрятать его в потайном кармане. Естественно, я согласился.
Коптерщик – взрослый сержант‑мордоворот сразу предупредил забирать все что нужно, потому что до первого увольнения больше вещи не даст. Я оставил себе деньги, смартфон и один нож в ножнах – чисто на всякий случай. Не то что для самообороны, больше из хозяйских нужд. Спрятал его пока за пазуху, а остальное рассовал по карманам.
– Видел у него вся морда побитая, – на выходе тихо буркнул Сёма.
Я оглянулся. Действительно, вроде что‑то есть.
– Никак не привыкну к черным лицам. Для меня они все на одно лицо. Может мы вчера, может сам с кем‑то, – признался я.
Проходящий мимо Гричик напомнил о стрижке и бритье. Машинку для стрижки выдал опять же коптерщик, сказав, что там ничего сложного, брить нужно в ноль. А с одноразовой бритвой и помазком выручил Семён.
Первым делом мы постригли друг друга. Вторым – пошли бриться. Точнее, Рома с Семёном вызвались мне помочь. Намыленным помазком я скрыл пеной пушок и под чутким руководством наставников новенькой бритвой снял его с себя, оголив гладкую кожу. Все прошло совсем буднично. Как будто этот ритуал для меня был привычным. Зато по завершении в зеркальном отражении на меня смотрело помолодевшее лицо. Теперь мне даже можно было дать мои настоящие шестнадцать.
