Хинэ прошлась, цокая когтями по полу, залезла на кровать, где взбила одеяло, потопталась по подушкам. И вдруг, оскалившись, прыгнула прямо на меня. Я взвизгнула от неожиданности и откатилась вправо. Тварь крутила шеей, выла. С ней происходило что-то неладное. Повернувшись к двери, она зарычала.
Гордеиус?
Но нет. Выброс энергии, заставивший внутренности скрутиться узлом, и из пустоты родилось черное пятно. Оно ширилось, точно всасывая в себя спальню. Первым из сумеречного туннеля вышел предводитель загонщиков, за ним вылетел Трауш. Будущий супруг кинулся ко мне и подхватил на руки:
— Ты не ранена?! — А сам ощупывал взглядом.
— Нет, только руки бы развязать, — засмущалась как девочка от его прикосновений, на секунду позабыв обо всём дурном.
— Лорд, наговоритесь позднее. — Предводитель не смыкал края темного что безлунная ночь полотна. — Если защитные заклинания академии почувствуют наше вторжение, быть войне. Малышка, к ноге. — Он постучал по колену, подзывая хинэ.
Та припала на брюхо, недоверчиво озираясь.
— Иди же сюда, непослушная.
Тварь глянула на меня, точно ища одобрения. И в тот самый момент, когда она рискнула сделать недоверчивый шажок, из дверей донесся рев:
— Стоять!
Струя раскаленного пара взметнулась ввысь и коснулась наших тел. Спину опалило жаром. Одежда вспыхнула, но тут же погасла: лорд смахнул пламя туманами. Гордеиус специально атаковал по такой траектории, чтобы ненароком не задеть припавшую к полу хинэ — ещё бы, он столько охотился за ней не для того, чтобы спалить, — но огонь, скинутый Траушем с меня, угодил прямиком в тварь. Та взвизгнула и покатилась по полу, пылая заживо. Туннель схлопнулся. Ректор академии повел пальцами, и я почувствовала, как ломит кости, будто выворачивает изнутри. Трауш покачнулся. Из носа его потекла струйкой кровь, но он не отпускал меня. Предводитель нашептывал магические формулы, но бесполезно. Его заклятья пожирала защита архимага.
— Нападение на чужую территорию карается смертью, — каркал Гордеиус. — Лучше и придумать было нельзя: сам предводитель загонщиков и оба теневых правителя. Здесь у вас нет власти, и я с удовольствием иссушу ваши резервы.
Предводитель закашлялся и пал на колени. Что-то липкое потянулось к моей груди. Держался один лорд. Ему всё-таки пришлось бережно — настолько, насколько позволяла слабость, граничащая с истощением — привалить меня к основанию кровати и выхватить из ножен меч. Родной запах полыни горчил во рту — боги, неужели я умру, не надышавшись им вдоволь.
— Твоя железяка не поможет, — простецки сказал Гордеиус.
Клинок нагрелся до желтизны. Трауш выронил его и застыл пусть и безоружный, но готовый к нападению. Да, я была обездвижена, но мои туманы свободно ползли по спальне. Овились коконом вокруг Трауша. Каплю за каплей я выжимала остатки своих сил, помогая ему выстоять. Опустошала себя, разоряла. Оказывается, резерв можно не только забирать, но и дарить. Обожженная спина пылала отголосками былой боли. Ничто не имело значения, кроме мужчины, ставшего для меня всем.
Туманы Трауша затвердели, скрестились с невидимой взгляду магией Гордеиуса.
— Сдавайся, мальчишка. — Тот надвигался.
Лорд не разменивался на речи — просто смотрел на ректора. Кровь текла из обеих ноздрей, падала на паркет и разбивалась на множество мелких капелек. Лицо его побелело. Вздулись вены.
— Прекращай растрачивать то, что принадлежит мне, — насмехался архимаг, приближаясь.
До Трауша его отделял метр. Ректор протянул руку к высокому лорду, сжал пальцы в кулак. Туманы отбросило к стене, и Трауш начал задыхаться.
Тик — так, тик — так — надрывались то ли часы, то ли моё сердце, отсчитывая удары до конца.
Трауш рухнул на бок. Глаза его были распахнуты. Нет! Я закричала. Он ещё слишком слаб, чтобы противостоять самому ректору; он только очнулся. Нет! НЕТ!
Гордеиус склонился к высокому лорду словно для последнего поцелуя. Трауш сомкнул веки.
И когда до торжества архимага оставались считанные секунды, на Гордеиуса налетела черная тварь. Хинэ выжгло морду, тело кровоточило сплошным ожогом, но она жила. Вцепилась ректору в горло. Морда тряслась, во все стороны летели алые капли. Ректор не ожидал такого — физического — удара. Понадеявшись на магию, он забыл о клыках, и те вгрызались в мясо, вырывали куски. Воняло железом, приторно, до одури.
Вскоре истерзанное нечто, оставшееся от Гордеиуса, распласталось по полу. Оно ещё хрипело, но никто не смиловался и не подарил ректору быструю смерть. Оковы с меня пали. Я подлетела к Траушу. Лорд дышал и даже смог одними губами шепнуть:
— Всё в порядке.
Я помогла ему подняться. Только тогда он выдохнул с облегчением:
— Родная… жива.
— Спи, девочка. — Предводитель погладил смирно лежащую, как в ожидании приговора, хинэ по сожженному носу. Шепнул что-то. Тварь дернулась и бездыханная упала на брюхо. — Правитель, вы поступили верно.
Дыра перехода вновь взрезала воздух. Предводитель окинул прощальным взглядом мертвую хинэ и сказал что-то на ломаном языке, отчасти напоминающем змеиный. Как мне показалось: попрощался.
Что ж, смерть, как и жизнь, не бывает напрасной.
По небесному озеру степенно плыла луна. В приоткрытое окно врывался северный ветер, трепал по затылку. Недавно пронеслась метель, и двор поместья засыпало снежной пудрой. Трауш стоял у прикроватного столика, скрестив на груди руки, а я сидела с ногами на постели и рассматривала профиль будущего мужа. Его красота была тяжелой, лишенной всякой мягкости, но тем она невероятно притягивала. Острые скулы и тонкие губы, осанистость и величие — я задыхалась от близости с ним. Он не просто мой будущий муж; он — мой мужчина.
Когда мы ввалились в поместье, Трауш потянул меня в хозяйскую спальню. Ни с кем не говоря и не отвечая на вопросы, а тех, к слову, скопилось достаточно. Одна только Мари завалила нас расспросами о случившемся, завидев окровавленное лицо лорда и мою обожженную спину.
— Лекаря, срочно, — пророкотал Трауш перед тем, как подняться по лестнице. Меня он подхватил на руки и понес легко, точно пушинку. От слабости, совсем недавно сжиравшей лорда изнутри, не осталось и следа.
Гомон домочадцев остался далеко внизу, а мы заперлись на ключ в комнате, где лорд с превеликой опаской стянул с меня платье.
— Больно? — спросил, водя взглядом по покрывшейся волдырями коже. Я ожогов не видела, но чувствовала, как надулись волдыри, как пульсирует под ними лимфа.
— Терпимо, — улыбнулась, стараясь не застонать в голос.
