Потом буря обрушилась на Шану, и от всей вселенной остался лишь крохотный промежуток между телом девочки и скалой. Буря визжала, ревела и выла на разные голоса, и через несколько секунд этот рев стал таким сокрушительным, что слух просто перестал воспринимать его. Ветер и песок хлестали по телу девочки, и Шана изо всех сил пыталась подобрать руки и ноги под себя — спину хотя бы прикрывала туника, — и чувствуя, что скоро боль станет невыносимой, если только она не сможет защитить себя.
А потом не осталось ничего, кроме тьмы, воя бури и борьбы за каждый глоток воздуха.
Шана была совершенно уверена, что умирает.
* * *
До того момента, как клекот пустельги над головой сообщил Шане, что буря закончилась, девочка была убеждена, что она то ли оглохла, то ли умерла. Теперь же Шана медленно села и, сощурившись, уставилась на слепящее утреннее солнце. С ее плеч стекли ручейки песка. Кожу жгло, словно огнем.
От песчаной бури, едва не убившей девочку, не осталось и следа, если не считать груды песка, наполовину засыпавшего Шану, и того, что саджасовый куст, под которым пыталась укрыться Шана, потерял всю листву.
Воздух уже начинал прогреваться. Пустельга вдруг стрелой метнулась вниз — но по другую сторону скалы, — а потом взмыла в небо, зажав в когтях мышь, и испустила победный вопль.
Во рту у Шаны так пересохло, что это уже было истинным мучением.
Девочка выбралась из укрытия, кое-как пробившись через груду песка высотой ей по пояс, и остановилась. Ей пришлось ухватиться за скалу, чтобы удержаться на ногах.
Теперь Шане было не до солнца. Ей нужно отыскать воду или место, где можно переждать сегодняшнюю жару. Если же ей не удастся в самое ближайшее время найти воду…
Шана встряхнула головой, отгоняя тягостные мысли, глубоко вздохнула и побрела на восток на ватных ногах, которые, казалось, в любое мгновение могли подломиться под ней. Ее рассудок попросту отказывался работать; любая мысль всплывала на поверхность лишь после того, как ей удавалось пробиться через пелену изнеможения. И так длилось до тех пор, пока через несколько часов пути Шане не показалось, что она видит воду.
И вскоре Шана действительно увидела ее. Девочка задрожала всем телом — такое можно почувствовать, когда ты находишься в пещере, а рядом какой-нибудь дракон рявкнет во всю глотку, так, что стены затрясутся.
«На восток. Точно на восток. Прямо на солнце…»
Теперь ноги Шаны двигались как будто сами по себе. Сперва девочка лишь неуклюже волочила их, потом перешла на быстрый шаг, а потом, не в силах сдерживаться, — на неловкий, спотыкающийся бег. Шана бежала, не обращая внимания ни на слепящее солнце, ни даже на камни, о которые она множество раз спотыкалась. Она бежала до тех пор, пока в конце концов не споткнулась о что-то такое, что не было камнем и располагалось на высоте колена. В результате Шана грохнулась ничком, да так, что у нее перехватило дух.
Несколько мгновений Шана лежала и пыталась восстановить дыхание. В конце концов хоровод звездочек перед глазами прекратился, и к Шане вернулась способность соображать.
Придя в себя, девочка обнаружила, что лежит на утоптанном песке посреди каких-то развалин.
Она упала с остатков невысокой каменной стены. Со всех сторон Шану окружали руины каких-то зданий. А впереди раскинулось волшебное и невероятное видение, что синевой и безмятежностью могло сравняться с небом.
Вода. Целый бассейн воды.
Шана даже не пыталась подняться на ноги. Она на четвереньках подползла к бассейну и свесилась с каменного бортика. Шана зачерпнула в ладони прохладную чистейшую воду, выпила ее одним глотком, а потом принялась плескать воду себе в лицо, радостно хохоча и что-то выкрикивая.
В конце концов Шана утолила жажду, а истерическая вспышка улеглась сама по себе. Девочка откатилась от края бассейна и медленно села.
И обнаружила, что прямо перед ней лежит тело. Тело двуногого.
Точнее, то, что от него осталось.
Осталось, на самом деле, не так уж много. То, что не съели насекомые и птицы, под воздействием сухого воздуха пустыни превратилось в мумию. Несколько шелковых лоскутов да выбеленные солнцем кости.
— Ты, наверное, слишком поздно добрался сюда, да? — вслух произнесла Шана, с любопытством глядя на странно скругленный череп и пальцы, лишенные когтей. — Интересно, давно ли ты здесь лежишь? Может, сотню лет, а может, десять. Жаль, что ты не можешь мне ответить. Ладно. Мне тебя жалко, но сейчас мне нужно позаботиться о себе. У тебя случайно не осталось ничего полезного?
Шана принялась осматриваться: не видно ли чего-нибудь необычного, что мог бы принести с собой неизвестный? Сейчас даже тыква-долбленка стала бы для Шаны сокровищем — ведь у нее вообще ничего не было. Девочка начала разгребать песок руками и вскоре натолкнулась на какой-то тяжелый предмет странной формы.
Шана вытащила его из песка и чуть не задохнулась от изумления. Она держала в руках нечто вроде золотой гибкой ленты, усеянной гранеными драгоценными камнями, что тут же вспыхнули на солнце тысячами разноцветных огоньков. Шана никогда в жизни не видала ничего прекраснее. И в тот же миг, как она увидела эту вещь, девочка решила, что украшение непременно должно принадлежать ей.
Несколько мгновений Шана пыталась сообразить, как же его носят. В конце концов она скатала ленту в рулончик, увязала ее в лоскут шелка, сохранившийся у несчастного покойника, и спрятала этот узелок за пазуху.
Теперь, когда драгоценность была надежно спрятана, Шана почувствовала себя значительно лучше, хотя и сама не смогла бы сказать, чем это вызвано. А вдруг двуногие тоже пользуются драгоценными камнями, чтобы усилить свою магию, как это делал Кеман? Может, эти камни даже помогут ей сменить облик. Мало ли — а вдруг она все-таки принадлежит к Народу? Может, стоит ей лишь подобрать нужный камень…
Шана сморгнула и почувствовала, что солнце уже ощутимо напекло ей голову.
«Пожалуй, лучше я подыщу тут местечко, где можно было бы поспать днем, — в конце концов решила она. — А то, чего доброго, я просто свалюсь».
В одной из стен обнаружилась ниша, созданная ветром и песком. Там солнце не доберется до нее, даже если встанет прямо над головой. Шана попыталась войти в транс, чтобы проверить, нет ли там змей или скорпионов, но она так устала и ослабела, что в конце концов ей пришлось отказаться от этой затеи.
Вместо этого девочка потыкала в нишу берцовой костью скелета, и когда оттуда не выскочило никого, кроме вялой песчаной жабы, забралась внутрь и тут же уснула.
Кеман возмущенно ощетинился и посмотрел прямо в глаза Кеоке. В конце концов старейшина отвел взгляд. Гребень Кеоке лежал, словно прилизанный, но Кеман не собирался останавливаться на достигнутом. Если он может добиться, чтобы мама и Кеоке почувствовали себя глубоко виноватыми, он это сделает.
