Но все-таки не зря их обучали воинскому делу, учили сражаться любым оружием, даже тем, что изготовляют в городах - если уж случится отобрать у врага, так чтоб могли в ход пустить. И без оружия учили, да так, что в городе, потеряв все свои телепатические способности, которыми Сивер по праву гордился, он все равно чувствовал себя опытным воином среди несмышленых детей - мог скрутить любого, выстоять не то, что против троих-четверых - и десятерых бы не побоялся. Хотя, если честно, Сивер быстро отучился относиться к городским жителям как к несмышленым детям - чересчур уж страшные вещи эти дети творили.
"Что ж, если защищают сознание - будем патроны рвать. И, кажется, у них еще гранаты есть - ну и превосходно" - рассуждал Сивер. На самом деле он был довольно далек от оптимизма. Знал, что они уничтожат чужих солдат, должны уничтожить любой ценой, но в то же время прекрасно понимал, что, скорее всего, цену за победу в завтрашней битве им придется заплатить очень и очень высокую. Сивер не знал, сколько здесь еще таких, как он - обученных настоящей войне, такой, когда силой мысли, силой сознания можно не только заставить человека бежать, а еще и просто бить, бить в тело на расстоянии, целясь в слабо защищенные места. Да, на те триста человек, что собрались сегодня в Долине Ручьев, таких действительно мало. Большинство бойцов обладают лишь основными навыками телепатии, и во время атаки играют роль вспомогательной силы - вступают в дело, когда сознание противника уже ослаблено, и остается только "добить" его. Они не в силах даже пробить защитный барьер, воздвигаемый разумом на пути вмешательства извне. Сивер же, в достаточной мере восстановив силы после пребывания в городе, мог бы поразить не одного противника, но он отдавал себе отчет в том, что силы его не бесконечны, да и бить противника с такой скоростью, как делают это вражеские автоматы, он не мог. "И почему мы отказываемся от их оружия?" - в который раз за последнее время пришла мысль, но Сивер отогнал ее - наставнику бы подобные рассуждения не понравились. "Мы должны совершенствовать способности, заложенные в нас природой" - говорил наставник, и тут уж Сивер не мог с ним поспорить, но… В данной ситуации это очень походило на то, что называют "естественным отбором". Он-то, Сивер, обязательно выживет, а вот эти молодые, едва постигшие самые основы боевого искусства? Что с ними? Или же происходящее заставит быстрее подтянуться до более высокого уровня тех, кто способен это сделать?
Отпуская Сивера из Родня, наставник взял с него обещание не ввязываться в рукопашный бой пока можно будет использовать преимущества атаки сознания и воли. Возможно, наставник полагал, что Сивер принесет таким образом больше пользы, а может просто не хотел терять своего лучшего ученика, который, если бросится в бой, не будет щадить себя, движимый лишь жаждой убивать врагов? Сивер не зря считал себя лучшим, хотя иногда ощущал легкие упреки совести за подобное самомнение: из тех, кого еще называли учениками, Сивер умел больше остальных, был самым опытным, самым знающим. Правда, после его возвращения из города, отношение наставника к нему переменилось. Он больше не одобрял действий Сивера, его суждений, не радовался его успехам.
- Почему? - спросил однажды Сивер.
- В тебе слишком много ненависти, - ответил наставник. - Она мешает тебе здраво рассуждать.
Тогда Сивер не понял, как может быть много, и даже слишком много ненависти к врагу, который грозится напасть на родную землю. Но вот, в один злосчастный день, такой же ученик, Мирослав из Вестового, вдруг решил поговорить с ним о том, что в городах есть и настоящие люди, которых нельзя так просто сбросить со счетов, принести в жертву. Сивер не собирался долго слушать эти глупости, но вдруг появился наставник и предложил им с Мирославом обменяться воспоминаниями. Они сделали это с помощью наставника.
- Ты и десятой доли не видел тех ужасов, которые видел я, - сказал ему после Сивер.
Мирослав не стал этого отрицать, но мнения своего не переменил, лишь поблагодарил за науку и наставника, и Сивера. А вот Сиверу пришлось нелегко - вместо жгучей ненависти пополам с болью он увидел сострадание, благодарность, дружескую поддержку. Вместе с Мирославом он ощутил ужас при виде окровавленного тела молодой девушки, глядящей в ночное небо безжизненными синими глазами, страх за жизнь Ромашки, которую допрашивали в полиции, а потом держали на уколах в психиатрической лечебнице, тревогу за городских ребят, что помогли ему и выручить девушку, и покинуть город. Все это было слишком ново и неожиданно, поэтому Сивер решил оставить детальный анализ всего увиденного на потом, но воспоминания Мирослава, к которому Сивер всегда относился без особой симпатии, то и дело пестрыми картинками возникали в сознании. И, право же, Мирослав из Вестового не стал ему от этого более симпатичен.
От размышлений Сивера отвлекло ощущение прямого взгляда, направленного в его спину. Человек приближался. Сивер успел понять, кого увидит, если надумает обернуться, еще прежде, чем услышал знакомый голос:
- Здравствуй, Сивер.
- Здравствуй, - недовольно пробурчал Сивер, поворачиваясь и глядя с раздражением в светло-серые глаза человека, чьи воспоминания порой не давали ему покоя.
- Я не знал, что ты здесь. Кроме тебя из Родня никого нет.
- Я сам приехал, - буркнул Сивер.
Мирослав, кажется, хотел сказать что-то еще, но передумал. Просто, как ни в чем не бывало, пожелал удачи и отошел. Сивер без энтузиазма ответил таким же пожеланием. Белобрысый, как обозвал про себя Сивер Мирослава, сидел теперь недалеко вместе со своим другом, Туром, кажется. Тем самым, который стал братом городской девчонки по имени Ромашка и мальчишки из приморья. Странным образом, ненавидевший все, связанное с городами, к этим пришельцам - девушке и мальчику - Сивер относился даже с некоторой симпатией, и ему самому это не очень нравилось.
Задолго до рассвета воевода Вояр разделил всех своих бойцов на два отряда. В первом были мужчины постарше да опытней, а также те, кто прошел специальное обучение под началом кого-то из мудрецов и обладал сильным телепатическим даром. Этот отряд разбился на две фаланги, которые перевалили через горы - одна южнее, другая севернее того места, где ожидался подход вражеского отряда. Вместе с южной фалангой горы перешел и Сивер.
В густом темном лесу Сивер чувствовал себя как дома. Ни одна веточка не хрустнула под его ногой, ни одна птица не вспорхнула испуганно с ветки. Люди шли цепочкой, постепенно приближаясь к тропе, вдоль которой должны были пройти чужие. Вскоре отряд городских солдат оказался в зоне видимости, и тут же подвергся яростной атаке. Сивер чувствовал, что многие вокруг, как и он сам, пытаются добраться до сознания этих чужих солдат, но совершенно безуспешно. Солдаты даже беспокойства не ощутили, хотя воздух пронизывало такое напряжение, что почувствовал бы кто угодно. "Значит, все-таки защита, но какая?" Сивер не удивился - он знал, что телепатическая атака не удастся, но необходимо было убедиться во всем самому. Теперь он внимательно рассматривал снаряжение пехотинцев - автоматы наготове, пистолет, гранаты у пояса… В итоге взгляд Сивера остановился на шлемах. Во-первых, если уж и поместить где какое бы то ни было изобретение для защиты сознания, то, естественно, поближе к голове, а во-вторых - шлемы не были покрашены в защитные цвета, вместо этого на них надели тканевые чехлы. Обычно так не делали, Сивер это очень хорошо знал. Напрашивался вывод о том, что вещество или материал, из которого изготовлены эти шлемы, нельзя красить.
