В какой-то момент взбешенный лекарь отключил сотовый.
— Рахмани, нам лучше уехать. У меня плохое предчувствие…
— Но твой друг обещал, что нас примет этот… как его?
— Первый заместитель.
— Вот! Разве это плохо? Нам нужен тот, кто соберет старейшин города и объявит о том, что Великая степь…
— Рахмани, я вас умоляю… — Толик молитвенно сложил руки, — ни слова о Великой степи!
— Но почему?! Ведь вы все нам поверили. Все твои друзья убедились, что это правда. И даже твои враги убедились.
— Потому что одного человека или десять человек можно убедить. Но если сейчас, прямо перед телекамерами, Снорри начнет показывать все свои руки и ноги, выйдет очень плохо. Нас отключат от эфира насовсем. Никто не поверит в Великую степь и в Янтарный канал, пока об этом не скажут наши известные ученые. А про вас все решат, что это трюк, фокус, понятно? Если зритель хоть на секунду заподозрит, что видит шоу, у нас ничего не выйдет с депутатом…
Скрепя сердце Ловец снова согласился молчать. Еще раньше он пообещал себе, что сделает для лекаря все, что тот попросит и что будет в его силах. Получив свои деньги, Ромашка не стал счастливее, чем раньше. Очень скоро ему позвонила бывшая жена и стала делать туманные или, скорее, вполне прозрачные намеки. Затем позвонил мужчина, который не представился, но сердечно попросил не тратить так внезапно вернувшиеся средства, поскольку их очень скоро придется возвращать. Сколько ни выпытывал Снорри у хозяев бывшего «Альянса-2», кто бы это мог звонить, Дагой и Боровиков в один голос клялись в своей полной непричастности.
После пережитого ранним утром, когда водомер катал их по очереди по вертикали заводской трубы, после массы благородных дел, которых в мирное время хватило бы на пятилетку, но пришлось совершить за пару часов, получившие внезапную известность строители решили эту самую известность с кем-нибудь разделить. Почти без нажима они принялись называть имена казнокрадов и мздоимцев в правительстве города, которым когда-то вручали деньги. Рахмани подсчитал, что набралось достаточно весельников для нижнего ряда биремы.
В какой-то момент бравые строители назвали фамилию своего приятеля, который проявил себя энергичным и ответственным помощником депутата, а по совместительству успевал совершить множество подвигов, которые могли бы крайне заинтересовать прокуратуру и следственные органы…
Если бы эти органы интересовались подвигами депутатов.
Пока молодые люди в джинсах и потертых кожаных куртках расставляли софиты и тянули провода, помощник депутата икал, плакал и глядел в пространство. Саади признавал, что немного погорячился, он влил в рот борову целый пакетик порошка, который подарила Марта. Кажется, она предупреждала, что для взрослого мужчины достаточно одной трети, да и то… снадобье предназначалось вовсе не затем, чтобы развязывать языки, но такой уж возникал побочный эффект.
Помощник депутата непрерывно плакал. Плакал он с того момента, как Два Мизинца на полной скорости влез к нему через верхний люк в машину и вежливо попросил остановиться. Помощника звали Роман, а отчество свое он как-то внезапно позабыл. Зато после вспомнил много чужих имен.
— Скажите нам, что это такое? — Ромашка потряс запечатанным конвертом. Конверт этот Снорри извлек из сейфа в квартире помощника Романа.
— Там список… — Помощник захлюпал носом.
Молодые люди в наушниках зажужжали своими волшебными глазастыми механизмами. Краем глаза Рахмани замечал иначе выглядевших молодых людей в штатском платье, те сновали из угла в угол, переговаривались и походили друг на друга, как братья. Кажется, их совсем не радовали предстоящие откровения и вообще вся идея пресс-конференции, которую санкционировали бесшабашные депутаты.
— Говори ясно, что за список, иначе отрежу тебе ухо, — прошептал Снорри.
Вор из Брезе нежно держал под локотки обоих директоров «Альянса-2», чтобы у тех не возникло нелепое желание выброситься из окна или нечто подобное…
— Список… там список детей из интернатов.
— Дальше! Подробнее! О каких детях идет речь?
К столу потянулись микрофоны.
— Список детей, которых предстояло перевести в психиатрическую лечебницу. — Лицо недавнего начальника превратилось в посмертную маску. На нем дергались только губы, так прыгают они у ярмарочных кукол. — Только учтите, я в этом сам не участвовал… я готов подписать любые показания… я сам ничего не делал…
По залу побежал первый ветерок, предвещающий новый скандал. Репортеры придвинулись ближе, снова защелкали затворы камер. Толик Ромашка обреченно подумал, что теперь придется сбрить волосы и остаток жизни носить солнцезащитные очки.
— Рома, какие дети, какая лечебница?! — завыла вдруг дама в розовом платье. Она пыталась прорваться к президиуму, но ее перехватили в дверях.
Круглые молодые люди в одинаковых пиджаках боязливо отчитывались перед кем-то по телефону. Несмотря на заторы, в приемную набивалось все больше народу. Рахмани подозвал секретаря, который до этого улыбался и усердствовал по поводу и без повода, но на сей раз ничего не получилось. Секретарь губернатора резко изменился. Теперь на вопросы, когда приедет руководство, он только отфыркивался.
Помощник депутата вздрогнул, увидев даму в розовом, но, понукаемый тычками Снорри, опять заговорил:
— Клочков работает в паре с Данилиной… Та подбирает детей в интернатах, почти каждому положена квартира… от государства… Данилина находит таких, кого можно по медицинским показаниям представить к врачебной комиссии… к освидетельствованию на предмет… короче, для психушки… Клочков сам бы не допер, у него крыша крепкая сверху, он не боится… я ничего не делал, клянусь… только отпустите моих… я вам что угодно… сколько угодно…
Журналисты заахали. Саади не понял, о каких детях шла речь и какую комиссию для них назначали, но сразу догадался, что помощник Роман приплел к делу личностей именитых.
— Клочков добивался, чтобы мелких, кто еще не понимает, укладывали в нашу лечебницу… а меня он заставлял добывать препараты… это особая группа, потом в крови не остается следов… вот видите, я все признаю честно… достаточно три месяца, и можно ребенка навсегда списывать в дебилы…
— Ро-ома, молчи-и-и… — где-то в коридоре голосила дама в розовом.
Помощник Роман заплакал еще сильнее. Минуты три у него ушло, чтобы справиться с очередным приступом раскаяния. В тишине стало слышно, как для кого-то переводят на английский.
— Дом Саади, сдается мне, что нас тут окружают. — Водомер говорил почти не размыкая губ. — Сдается мне, что никакой такой губернатор сюда не приедет…
