Волки опомнились первыми. Они всегда чуяли, сколько злобы таится под внешней безропотностью рабов. Щелкая зубами, звери без команды кинулись на запах просыпающегося гнева. Но в этот миг уже не десятки, а десятки тысяч знали, что час настал. Пока волк успевал рвануть одного, четверо уже тащили зверя за лапы, а пятый бил ломом по хребту.
Стражи кинулись на помощь зверям. Но теперь знали уже сотни тысяч! Тощие руки хватались за острия, зубы впивались в кожаные куртки, скрежетали, натыкаясь на защитные полосы бронзы. В атлантов, успевших отступить, летел град камней. Один за другим краснолицые тонули в безмерном, выкормленном тяжкими муками и бесконечным ожиданием гневе. «Бог идет! Бей узкоглазых!» - ревел Канал.
Поднятая рука Агдана замерла с зажатыми в ней камешками. Увлекшись игрой, властные не услышали первых криков. Но когда внизу взвыли тысячи голосов, игроки повскакивали с расстеленных на солнце шкур.
- Что они вопят? Обвал? – неизвестно кого спросил Тарар.
- Вряд ли! – Агдан прислушался. – Может, вода перемычку прорвала?
- Ой, тогда всех казнят! – захныкал Танпил.
Переговариваясь на бегу, они достигли берега Канала и заглянули вниз. Через миг все бежали в разные стороны. Танпила тупой страх перед карой погнал к его наделу, где уже не было ни одного живого атланта. Двое метнулись к торчащей на востоке башне. Тарар юркнул между кучами земли и помчался прочь от Канала.
Агдан два дыхания стоял, озираясь, увидел поодаль торопливо строящихся воинов дозорной ладьи и побежал к ним, правой рукой выдергивая из ножен меч, а в левой все еще сжимая игральные камешки. Он не видел, что Ип – верный раб, великий проныра, любитель сплетен и вкусных объедков – бежит следом. В руке у либийца был каменный пест – тот, которым он истово отбивал мясо, чтобы нежно таяло во рту у хозяина.
Вот Ип настиг Агдана, но не ударил, а схватил за край плаща, как воины на его родине хватают за хвост льва, уклоняющегося от схватки. Споткнувшись, хозяин обернулся:
- Ты что, скотина! – рык Агдана не очень походил на львиный. Пест в руке Ипа крутанулся, набирая силу, и ударил Агдана в висок. Нагнувшись над упавшим, Ип вырвал у него меч. Другая ладонь кормчего раскрылась сама, уронив горсть пестрых камешков.
Дозорная ладья, отшвыривая кучки вылезших наверх рабов, подступила к откосу русла. Навстречу рабам, карабкающимся по склону, полетели стрелы. Убитые, катясь вниз, сбивали с ног еще нескольких. Кормчий быстро окинул взглядом лежащее внизу русло. Справа десяток наделов был пуст. Слева сквозь пыль виднелись окруженные толпами рабов кучки надсмотрщиков и стражей.
«Столкнуть проклятое стадо вниз, - прикинул кормчий, - и идти, выручая всех, кто еще бьется, к Башне титана…»
По команде первый ряд, покачивая мечами, ступил на косогор. Из-за его плеч высунулись наконечники копий. Лучники, двигаясь сзади, били через головы первых рядов. Бронза – рубящая, колющая, летящая – впилась в вал человеческих тел, качнулась, давая упасть сраженным, вновь ударила. Обливаясь кровью, хрипя от бессильной ярости, вал пополз вниз.
- Ко-опья! – пропел кормчий и захрипел, задыхаясь. Чьи-то костлявые руки сдавили сытую шею.
- Берегись! Они сзади! – взвизгнул кто-то из загребных.
Поздно! С откоса на попавшую в ловушку ладью валились, прыгали, летели невесть откуда взявшиеся рабы. Покрытая пылью и кровью груда тел несколько дыханий судорожно билась на дне русла, потом распалась на живых и мертвых. Никого из атлантов не было среди живых. Лишь их оружие яркими искрами поблескивало над головами одетых в лохмотья людей.
- Бра-атья! – Рыжий гий, похожий на наскальный рисунок – одни плечи и ноги, соединенные совсем тонкой полоской живота, - вскочил на опрокинутую повозку. – Братья! К логову главного зверя, к Башне!
- Бейтесь, дети Цатла! Подмога идет! – размахивая мечом перед орущими лицами, Строп успевал следить за движением дозорной ладьи, сталкивающей рабов на дно русла. Горсть атлантов образовала полукруг, опирающийся на отвесную скалу.
Сосланный на Канал, разжалованный в надсмотрщики кормчий во всех своих бедах винил коварных дикарей. Изо дня в день он вымещал кипевшую в душе ненависть на рабах своей сотни. Примерный и ревностный служитель плети удостоился похвалы самого Ацтара. Теперь он оказался во главе десятка атлантов надела.
Строп хорошо выбрал место для защиты. Груды убитых мешали рабам голыми руками вцепиться в разящую бронзу. Волки, просовываясь между воинами, наскакивали на сбившихся вокруг врагов и тут же отскакивали под защиту окровавленных лезвий.
- Бейтесь, дети Цатла! Ладья идет к нам! – рослый котт кинулся на Стропа с поднятой лопатой. Мягким движением бывший воин отвел удар и ткнул острием в раскрытый криком рот.
- Доорался, собака! Ага, теперь твоя очередь? – Длинноголовый оол схватился за грудь и упал под ноги нападающим. – Бейтесь, атланты! Помощь уже… - Строп покосился влево и запнулся, увидев, как ладья, смешавшись с врагами, катится на дно русла. – Эх, кормчий! Надо было идти верхним краем.
- Бейтесь, воины! – Строп озирался, пытаясь отыскать новую надежду на помощь или хоть горсть своих, не захлестнутых этой бешеной волной. Но нигде не было видно ни одной кожаной брони, ни одной волчьей куртки или волчьей пасти, не проткнутой копьем.
- Бейтесь, де… - тяжкий обломок камня ударил в грудь Стропа. Старый воин, примерный сотник, зашатался и выронил меч. Управившиеся на своих наделах рабы набегали справа и слева, придавливая к скале горсть краснолицых.
Сангав, как всегда бормоча что-то поощрительное, следил, как четверо отличных рабов – за любого не жаль семи браслетов – деревянными кувалдами вгоняют наконечник в конец бревна. В восточной стене заканчивали третий ряд бревен.
- Хорошо стукнул! – Сангав мигнул бугристому от мускулов либу. – Теперь ударь правее.
Это каменное острие было на сегодня последним. От шалашей уже спешили к местам своих работ свежие люди. Вот и барабаны! Канал начинал и кончал по ним работу, а в бухтах одна смена заменяла другую.
- Что же ты? – Сангав окликнул либа, замершего с поднятой кувалдой. Раб прислушивался: что кричит какой-то бореец на куче бревен у середины бухты.
- Ну, что же ты! – повторил Сангав, уже сердясь. Тяжкая, избитая о камни кувалда качнулась над головой раба и, пролетев в двух пальцах от каменного острия, рухнула на Сангава.
Бухта словно ждала этого. Один за другим люди отряхивались от гнета обещанной свободы и кидались в бой за другую свободу – вырванную у врага, свободу не только себе, а всему племени, всей земле, стонущей под сапогом меднолицых повелителей.