— О чем это вы?
— Оглянитесь по сторонам, Бренн. Обшарьте комнату вашим разумом.
Бренн огляделся. В комнате не было обстановки. Вопреки раннему часу, в настенных подсвечниках горели восковые свечи. Впрочем, искусственное освещение было здесь и впрямь необходимо, потому что окна отсутствовали. Из стен ровным счетом ничего не выступало. Однако поверх барьеров естественного восприятия молодой человек почувствовал в комнате быстрое и внешне неприметное воздействие Познания. Усилием воли он избавился от всех осознанных мыслей, чтобы тем острей воспринимать самые слабые из сигналов. И тут он понял, что находится вовсе не в одиночестве.
Кто-то — или что-то — было в комнате вместе с ним. Ничего, конечно, зримого в яви, никакого шевеления даже в воздухе, и все же Бренн почувствовал близкое соседство строгой и сильной воли. Едва ли эта воля была человеческой — он не почувствовал и намека на рациональное мышление. Но и звериной она тоже не была, иначе он ощутил бы теплоту простых звериных инстинктов, а теплота отсутствовала. Но здесь было сознание, а также намерение.
Бренн ощутил первые приступы страха и попробовал справиться с ними. Он ведь не какой-нибудь невежественный мужлан, чтобы чародей мог напугать его силой Познания. Он сам чародей!
— В чем смысл этой демонстрации, Валледж? — резко спросил он.
Ответа не последовало.
По-прежнему не раздавалось ни звука, ничего не было видно, неподвижным оставался сам воздух, но Бренн каким-то образом понимал, что его «сосед» к нему приближается. Он инстинктивно прижался спиной к запертой двери. Он не сомневался в том, что незримая — и могущественная — воля направлена на него и что намерения у нее самые зловещие. Возможно, прибегнув к Познанию, ему удастся узнать большее.
Бренн послал духовный запрос, однако оказался неспособен вступить в контакт с незримым «соседом». Вроде бы у того не было собственной личности даже в той примитивной форме, в какой это присуще растениям. Вместо ума, чувств или хотя бы рефлексов молодому магу пришлось иметь дело с бездумной и внешне бесцельной настойчивостью, со слепым напором. Бренн еще не знал, что понадобилось от него «соседу», но сам по себе этот настойчивый натиск показался ему истинной квинтэссенцией неведомого существа. И тут «сосед» начал медленно, как бы нехотя, удаляться. И Бренн представил себе его тяжелую, несколько неверную поступь. Может быть, молодому чародею все-таки удалось прогнать его?
И вновь Бренн попытался войти в сферу Познания. Набрав полные легкие воздуха, он вышел на геометрическую середину комнаты и, остановившись, опустил голову. Он начал говорить, но ничего не произошло — ровным счетом ничего. Он заговорил вновь с еще большими сосредоточенностью и решимостью. На этот раз медальон слабо и лишь на миг засветился. Но свет тотчас погас, и до слуха Бренна Донесся смех Глесс-Валледжа.
Бренн по-прежнему оставался здесь не в одиночестве. Его обращение к Познанию, видимо, лишь привлекло к нему внимание незримого «соседа». Казалось, впервые за все время «сосед» в полной мере почуял присутствие Бренна и тут же начал неторопливо приближаться к нему. Когда «сосед» оказался совсем рядом, пламя свечей затрепетало и Бренн понял, что его собственное зрение несколько исказилось, и смотрит он сейчас словно сквозь волнистое стекло.
«Сосед» остановился прямо перед Бренном. А молодой чародей застыл в неподвижности. В конце концов у него иссякло терпение и он вытянул руку вперед, как бы раздвигая воздух там, где должен был находиться «сосед». Его рука не столкнулась с сопротивлением, однако Бренну показалось, будто он прикоснулся к чему-то смертельно холодному. И хотя руке было холодно, лоб Бренну заливал горячий пот. Он отдал бы жизнь за то, чтобы узнать, какой сюрприз уготовил ему Саксас Глесс-Валледж.
Контакт послужил своего рода сигналом, и Бренн Уэйт-Базеф почувствовал, как его окутывают. Существо обволокло его со всех сторон, оно проникло в него, оно породнилось с ним, оно захватило его, оно смешало свою глубинную сущность с глубинной сущностью самого Бренна. И холод, пронзительный убийственный холод, вошел ему в грудь и впился в сердце. Комната со всеми своими свечами померкла, боль возникла в каждой клеточке тела. Бренн понял, что умирает. Возможно, его тело и уцелеет, но сам он исчезнет навеки или же будет поглощен чужим существом. Он закричал, он принялся ломиться в дверь, которая оставалась надежно запертой. Чужеродное существо захватило уже все его тело, словно победоносная армия вражескую провинцию. Он чувствовал чужака в крови и в нервных окончаниях, вот-вот тот должен был проникнуть в мозг — и тогда Бренн Узит-Базеф прекратит существовать на свете.
Он боролся с мыслью попросить прощения у Глесс-Валледжа, который, вне всякого сомнения, стоял за дверью, именно этого и ожидая, но в любом случае он уже лишился дара речи. Боль становилась все сильнее и сильнее. Когда она стала невыносимой, он потерял сознание.
Очнувшись, Бренн обнаружил, что вновь находится в гостиной. Он сидел, бессильно обмякнув, в одном из роскошных кресел. Напротив него сидел Глесс-Валледж с видом похоронных дел мастера. Бренн с трудом открыл глаза и в растерянности огляделся по сторонам.
— Как вы себя чувствуете, Бренн? — встревоженно спросил Валледж. — Вы плохо выглядите. Может, что-нибудь выпьете?
Бренн, собравшись с силами, ответил:
— Я чувствую себя неплохо. — И тут к нему вернулась память; он сразу сел прямее. — Где оно?
— Где что? Ах, вы имеете в виду Присутствие?
— Как вы сказали? Присутствие?
— Или, если вам угодно, Идентичность. Вы имеете в виду коллегу, с которым я вас только что познакомил?
Бренн кивнул.
— Вы напугали меня, друг мой. Должен признаться, что я и не представлял себе, каким испытанием обернется для вас эта встреча. Вы действительно уверены том, что нормально себя чувствуете?
— Что это было и где оно сейчас?
— Кратковременный недуг не уменьшил вашего любопытства. Что ж, прекрасно. Это, Бренн, признак отлично организованного интеллекта. Но от молодого человека, способности которого я так высоко ценю, я, честно говоря, меньшего и не ждал. — Бренн, ничего не отвечая, мрачно уставился на собеседника, и Валледж усмехнулся. — Что же касается Присутствия, то оно сейчас находится здесь, с нами. Когда вы полностью восстановите силы, вы сами это заметите.
— Здесь и сейчас? В этом помещении?
— Не сомневаюсь. Позвольте, я вам покажу.
Валледж взял со столика кувшин, подошел к очагу и плеснул воды в огонь. Из камина повалили дым и пар, посреди комнаты они сгустились в нечто вроде серой тучи. Пока эта туча дрейфовала в угол комнаты, она мало-помалу обретала определенные очертания. Это был громоздкий и бесформенный образ чего-то горбатого. Две кряжистые ноги, похожие на человеческие; пара рук, гротескно длинные, но тем не менее также напоминающие руки человека; широченные, прямо-таки исполинские плечи; голова же у этого чудища отсутствовала напрочь.
