Отряд уже достаточно долго здесь стоит. Он дал знак своим людям. Вечереет, а до следующего постоялого двора еще шагать и шагать. Они могли двигаться с такой скоростью, какую им позволяли носилки. Их связали ремнями, впрягли коней и повели тех в поводу. Девушка в последний раз сердито взглянула на Карулла и пошла между двумя спящими мужчинами, босая, на вид маленькая и хрупкая, в коричневом, длинном не по росту плаще, освещенная последними отблесками света. Она довольно хорошенькая. Худая, на его вкус, но зато смелая, и нельзя же требовать всего сразу. Сегодня ночью ей от ремесленника никакого толку. Следует проявлять определенную сдержанность по отношению к чужим рабыням, но Карулл мимоходом прикинул, не добьется ли он ее расположения своей самой приятной улыбкой. Он попытался поймать ее взгляд, но безуспешно.
* * *
Боль была сильной, но отец и братья когда-то избивали его еще сильнее. Он сегодня ударил трибуна армии в грудь, чуть не сбил его с ног; за это они имели право убить его. Они и собирались, Варгос это понял, когда прибудут в лагерь. Потом каким-то образом вмешался Мартиниан. Мартиниан вел себя… необычно. В темноте переполненной спальни на первом этаже Варгос покачал головой. Столько всего случилось после той последней ночи у Моракса…
Ему показалось, что он сегодня утром видел древнего бога.
Людан, в обличии «зубира», в Древней Чаще. Варгос стоял там, в лесу, на коленях и вернулся оттуда живым на окутанное туманом поле, потому что у Мартиниана из Варены на шее висела какая-то заколдованная птица.
«Зубир». По сравнению с этим воспоминанием что значат синяки, или распухшие губы, или красная струйка, когда он мочился сегодня? Он видел то, что видел, и остался жив. Может, на нем лежит благословение? Может ли благословение быть дано такому человеку, как он? «Или мне послано предостережение, — внезапно подумал он, — приказ отречься от другого бога, того, который за солнцем, от Джада и его сына-возничего?»
Или Мартиниан и в этом тоже прав: одна сила не обязательно отрицает другую? Ни один клирик не согласится с этим, это Варгос понимал, но он уже решил, что к родианину стоит прислушаться. И остаться с ним.
Кажется, до самого Сарантия. Эта мысль немного пугала. Самым большим городом, в котором побывал Варгос, был Мегарий на западном побережье Саврадии, и он ему не понравился. Замкнутые стены, грязные, шумные, многолюдные улицы. Грохот повозок по ночам, пьяные голоса, когда таверны выплескивают пьяных посетителей, ни тишины, ни покоя, даже в темноте, при свете лун. А Варгос слышал, что собой представляет Сарантий: он превосходит провинциальный Мегарий так же, как златовласый Леонт, стратиг Империи, превосходит Варгоса из племени инициев.
Тем не менее здесь ему нельзя оставаться. Это простая истина. Он принял решение в темной прихожей Моракса вчера ночью и скрепил его ударом посоха на предрассветном дворе, среди дымных факелов и тумана. Когда нельзя вернуться и нельзя остаться на месте, надо идти вперед, тут не о чем даже думать. Нечто подобное сказал бы отец, выпив очередную бутылку домашнего эля и вытирая усы влажным рукавом, а потом махнул бы мощной рукой одной из женщин, чтобы принесла еще пива. Это решение несложно принять, и Варгосу повезло, что есть человек, за которым стоит идти, и есть куда идти.
Варгос лежал на вполне приличном ложе на постоялом дворе, следующем на дороге к востоку от двора Моракса, и прислушивался к храпу солдат и смеху, доносящемуся из общего зала. Они все еще продолжали пить там, Мартиниан и трибун.
Он лежал тихо, не мог уснуть и снова вспоминал Древнюю Чащу. Думал о том, как «зубир», стоявший посредине имперской дороги в водовороте тумана, через мгновение каким-то образом возник прямо рядом с ними в туманном поле. Варгос знал, что будет думать обо всем этом всю оставшуюся жизнь. И помнить, как выглядел Фар на дороге, когда они вышли из леса.
Старший конюх умер до того, как они вошли в лес, но потом, когда они стояли над его телом, они увидели, что еще с ним сделали. Варгос готов был поклясться жизнью матери и собственной душой, что ни один человек не приближался к тому месту, где лежал покойник. Тот, кто забрал сердце этого человека, не принадлежал к числу смертных.
Он слышал, как неживая птичка заговорила с «зубиром» голосом женщины. Он провел мужчину и женщину по Древней Чаще и вывел их из нее. Он даже — и тут Варгос впервые слегка улыбнулся в полной темноте — ударил сарантийского офицера, трибуна, а его лишь слегка помяли, а потом уложили на носилки — на носилки! — и принесли на этот постоялый двор, потому что их заставил Мартиниан. Это воспоминание тоже останется с ним. Хотелось бы ему, чтобы его проклятый Джадом отец посмотрел, как спешиваются кавалеристы и несут его по имперской дороге, словно какого-то сенатора или знатного купца.
Варгос закрыл глаза. Недостойная, тщеславная мысль, и именно сегодня. Сегодня в душе нет места гордости. Он попытался обратиться с подобающей случаю молитвой к Джаду и его сыну, носителю огня, попросить прошения, попросить наставить его на путь истинный. Но перед его мысленным взором снова и снова возникала распоротая грудь мертвого человека, которого он прежде знал, и черный «зубир» с кровью на коротких изогнутых рогах.
Он идет в Город. В Сарантий. Туда, где находится императорский дворец и сам император, тройные стены и ипподром. Сотня святилищ, как он слышал, и полмиллиона людей. В последнее он не очень-то верил. Он уже не был деревенским простаком, чтобы верить таким грубым выдумкам. Люди любят приврать из гордости.
Пока он рос, он никогда не представлял себя живущим где-либо, кроме их деревни. Потом, после того как однажды теплой, кровавой весенней ночью все изменилось, он думал, что проведет всю жизнь, шагая взад и вперед по имперской дороге в Саврадии, пока не станет слишком старым, а потом устроится служить на конюшню или на кузницу одного из постоялых дворов.
«Жизнь полна неожиданностей, — думал в темноте Варгос из племени инициев. — Ты принимаешь решение, или кто-то другой его принимает, и все меняется. Все меняется». Он услышал знакомое шуршание, потом стон и вздох; в дальнем конце комнаты кто-то занимался любовью с женщиной. Он повернулся на бок, очень осторожно. Его пинали ногами в крестец. Вот почему у него моча красная и ему больно переворачиваться.
На имперской дороге говорили: «Он плывет в Сарантий». Так говорили тогда, когда кто-нибудь пускался в явно рискованное предприятие, подвергал себя опасности, менял всю жизнь, так или иначе, словно безрассудный игрок в кости, который ставит на карту все. Именно это он сейчас делает.
Полная неожиданность. Это не в его характере. Но интересно, нужно признать. Он попытался вспомнить, когда ему в последний раз было интересно. Возможно, с девушкой, но не совсем так, это другое. Правда, довольно приятно. Варгос пожалел, что пока чувствует себя плохо. Он близко знаком с парой здешних девушек, и они к нему хорошо относятся. С другой стороны, здесь солдаты. Девушки, наверное, будут заняты всю ночь. Оно и к лучшему. Ему необходимо поспать.
