Шатаясь из стороны в сторону, они подвели его к постели и свалили на нее с добродушным смехом, несмотря на еще один яростный взрыв негодования из комнаты напротив, или благодаря ему. Уже было очень поздно, а они сильно шумели. Касия все об этом знала: по закону имперский постоялый двор обязан был принять до двадцати солдат одновременно, бесплатно, и тогда платных постояльцев приходилось селить по двое, чтобы освободить им место. Постояльцы вынуждены были мириться с этим, но никто не обязан был радоваться этим беспокойным ночам.
Один из солдат, сориец, судя по цвету его кожи, уставился на Касию при свете очага.
— Он в твоем распоряжении, — сказал он, махнув рукой на распростертого на постели мужчину. — Только от него сейчас мало толку. Хочешь пойти вниз с нами? С воинами, которые умеют пить и умеют ублажить женщину?
— Заткнись, — сказал другой солдат. — Приказ.
Казалось, сориец собирается возразить, но в этот момент человек на постели произнес, довольно ясно, хотя глаза его оставались закрытыми:
— Считается неоспоримым, что риторика Каллимарха играла важную роль в период начала первой войны с бассанидами. При этом условии следует ли более поздним поколениям возлагать вину за такое количество жестоких убийств на покойного философа? Спорный вопрос.
Воцарилось мертвое, растерянное молчание, потом двое из солдат рассмеялись.
— Ложись спать, родианин, — посоветовал один из них. — Если повезет, утром твоя башка опять заработает. Нашему трибуну доводилось вышибать сознание из парней покрепче тебя и побеждать в «кто кого перепьет» тоже.
— Но и то и другое случалось с немногими, — прибавил сориец. — Слава родианину! — Они снова расхохотались. Сориец ухмыльнулся, довольный собой. Они ушли, громко хлопнув дверью.
Касия вздрогнула, потом подошла и задвинула засов. Она слышала, как те четверо по очереди заколотили в дверь напротив, потом их сапоги затопали по лестнице, ведущей на первый этаж, в спальню.
Она поколебалась, потом снова подошла к ложу и с сомнением посмотрела на лежащего человека. Огонь отбрасывал пляшущие тени по комнате. С громким треском упало полено в очаге. Мартиниан открыл глаза.
— Я уже начал сомневаться, не театр ли мое призвание, — произнес он на сарантийском, нормальным голосом. — Две ночи подряд мне приходится этим заниматься. Как ты думаешь, я буду иметь успех в пантомиме?
Касия заморгала.
— Ты не… пьян, господин?
— Не слишком.
— Но…
— Полезно было позволить ему превзойти меня хоть в чем-то. А Карулл пить умеет. Мы могли бы просидеть там всю ночь, а мне необходимо поспать.
— Превзойти тебя хоть в чем-то? — услышала Касия свой голос. Этот голос узнали бы ее мать и другие жители деревни. — Он ударил тебя так, что ты потерял сознание, и чуть не сломал тебе челюсть.
— Обычное дело. Ну, для него обычное. — Мартиниан рассеянно потер заросшую бородой скулу. — У него было оружие, так что он не слишком отличился. Касия, они меня сюда несли. И несли слугу, который ударил армейского офицера. Я их заставил это сделать. Он сильно уронил свой престиж, этот Карулл. Вполне порядочный человек, для солдата Империи. А я хотел спать. — Он поднял обутую в сапог ногу, и она стащила с нее сапог, потом с другой ноги.
— Говорят, мой отец мог перепить большинство мужчин, и они валились на пол в таверне или сползали со своего ложа на пирах. Наверное, я это унаследовал от него, — невнятно бормотал Мартиниан, стягивая тунику через голову. Касия ничего не ответила. Рабыни не задают вопросов. — Он погиб, — сказал Мартиниан из Варены. — Во время кампании против инициев. В Фериересе. — Он не совсем трезв, поняла Касия, что бы он ни утверждал. Они пили долго. Теперь он сидел по пояс голый, и его грудь была покрыта густой порослью темно-рыжих кудрявых волос. Она заметила это, когда мыла его вчера.
— Я… из инициев, — через секунду сообщила она.
— Знаю. И Варгос тоже. Странно отчасти.
— Племена в Саврадии отличаются от тех, которые ушли на запад, в Фериерес. Те более… дикие.
— Да, я знаю. Поэтому и ушли на запад. Наступило молчание. Он приподнялся на локте и оглядел комнату при неверном свете.
— Очаг, — сказал он. — Хорошо. Подбрось дров, Касия. — Он не называл ее Котенком. Она быстро подошла, встала на колени, положила еще одно полено и подтолкнула его глубже палкой.
— Тебе не принесли лежанку, — сказал он с другого конца комнаты. — Они решили, что я купил тебя только по одной причине. Должен тебе сообщить, меня внизу подробно проинформировали о том, что девушки инициев, особенно худые, имеют злобный нрав и я выбросил деньги на ветер. Это правда? Карулл предложил освободить меня от обязанности спать с тобой сегодня, пока я еще страдаю от боли. Очень мило с его стороны, подумал я. Им следовало поставить здесь второе ложе.
Касия осталась на месте, глядя в огонь. Иногда трудно было понять его тон.
— Я могу лечь на твоем плаще, — в конце концов ответила она. — Прямо здесь.
Она стала сметать пепел в очаг. «Вероятно, ему действительно нравятся мальчики, — решила она. — Говорят, чистокровные родиане склонны к этому, как бассаниды». Тогда по ночам ей будет легче.
— Касия, где твой дом? — спросил он.
Она вдруг с трудом глотнула. Такого вопроса она не ожидала.
Касия обернулась, не вставая с колен, и посмотрела на него.
— На севере, господин. Почти у самого Карша. — Он закончил снимать одежду, как она заметила, и теперь сидел, закутавшись в одеяло и обхватив руками колени. Отсветы пламени плясали на стене у него за спиной.
— Как тебя захватили? Или тебя продали? Она сжала руки на коленях.
— Продали. Прошлой осенью. Чума унесла моего отца и брата. У матери не было выбора.
— Это не так, — быстро возразил он. — Всегда есть выбор. Продала свою дочь, чтобы прокормить себя? Как это цивилизованно!
— Нет, — ответила Касия, сжимая кулаки. — Она… мы… это обсудили. Когда пришел караван работорговца. Выбор был между мной и сестрой, или мы бы все погибли зимой. Ты не поймешь. Осталось мало мужчин, чтобы обрабатывать поля и охотиться, урожай не собрали. В моей деревне купили шесть девушек за зерно и монеты для городского рынка. Ведь была чума. Она… все изменила.
— О, я знаю, — тихо произнес он. Потом, помолчав, спросил: — Почему тебя? А не твою сестру?
Этого она тоже не ожидала. Никто не спрашивал о подобных вещах.
— Мать считала, что у нее… больше шансов выйти замуж. Учитывая то, что ей нечего предложить, кроме себя.
— А как ты считала?
Касия снова глотнула. За бородой и в тусклом, неровном свете трудно было понять выражение его лица.
— Почему… какая разница? — осмелилась спросить она.
