Олег Дивов - Храбр

А летописи… Описание пресловутого «конкурса на веру» выглядит в ПВЛ следующим образом: ровно по абзацу на самопрезентацию «болгарам веры магометанской», «немцам» и «иудеям хазарским». А дальше идет так называемая «Речь философа» (греческого). Это огромный вставной фрагмент, резко отличающийся по стилю от остальной летописи, фактически взламывающий ее сухую емкую структуру. Текст «Речи» настолько подробен, будто летописец стоял у Владимира за спиной, ловил каждое слово князя и священника на лету – и с бешеной скоростью стенографировал. Вдобавок этот текст красив, в нем чувствуется давняя выверенность. Понятно, что его либо откуда-то скопировали, либо очень долго правили.

В действительности «Речь» ведет свою родословную, скорее всего, от краткой версии христианской священной истории, написанной специально для двора Владимира неким выходцем из Византии. Затем она попала в Древний свод, оттуда в Начальную летопись и далее в ПВЛ.

Но означает ли этот откровенный рекламный трюк, что никаких дискуссий о религии при дворе Владимира не было вовсе?

Разумеется нет.

Что же нам думать об эпизоде, которому в летописях отведено столько места? А что угодно. Можно присоединиться к мнению одного из авторитетных историков. Или принять точку зрения нынешнего большинства, что это голая легенда. Можно, наконец, выбрать ортодоксально-православную версию – что так оно и было. Мы снова оказываемся в ситуации выбора по принципу «нравится – не нравится»…

А вот еще история про историю.

Придя в Киев в 1113 году, Владимир Мономах нашел там летопись, составленную монахом Феодосиевой обители Нестором. Это был исходный вариант ПВЛ. Чем именно летопись не понравилась князю, мы уже не узнаем. Похоже, Мономах не одобрял деятельность лавры вообще и черноризца Нестора отдельно – из-за благоволения к предыдущему князю. Мономах решил не просто отредактировать рукопись, он вообще изъял ее и передал в Выдубицкий Михайловский монастырь. И игумен монастыря Сильвестр сделал знаменитую ПВЛ такой, какой она нам известна. С задачей справился хорошо, ибо был за это поставлен епископом в наследственный город князя Переяславль. А имя Нестора-летописца было надолго стерто из истории, его запретили упоминать, и не окажись Господь справедлив к монаху, он так бы и остался навеки анонимным «черноризцем Феодосиевой обители».

Ах, как все это некрасиво? Как похоже на лживый XX век? Но давайте разберемся, при каких обстоятельствах произошло вокняжение Мономаха. Киевляне призвали его, будучи в истерике. Лихорадило не только Киев – всю Русь трясло. Перед Мономахом стояла сложнейшая проблема: заново консолидировать страну и по возможности закрепить это достижение.

Мономах был не просто образованным и мудрым политиком. Он был еще и литератором, прекрасно знавшим силу текста.

Он стал продюсером ПВЛ – самого успешного и «долгоиграющего» гуманитарно-технологического проекта в истории нашей родины. Обновленная ПВЛ должна была дать всем понять, что централизованная власть – благо, любые усобицы ведут к ослаблению Руси, и тому в прошлом множество примеров.

Как писал академик Греков, «через его [Сильвестра] труд красной нитью проходит борьба с сепаратистскими тенденциями феодальной знати, стремление укрепить единство Русской земли, внедрить в сознание феодалов необходимость подчинения Киеву и киевскому князю».

Благородная задача, главное – отражающая объективную действительность на тот момент! Увы, из летописи пришлось убрать немало скользких мест. Ведь не всегда народ бунтовал и подручные пытались отложиться от Киева, потому что им кроме этого больше нечем было заняться.

Сильвестр много работал с разными летописями, включая Новгородскую. Но в ПВЛ нет, например, ни слова о насилии, творимом варягами в Новгороде и ставшем причиной бунта. А вот о том, какая благодать наступила, когда бунтовщики склонились перед варягами, – есть. И якобы все было тихо-мирно на Руси аж до конца XI века, пока вновь не начались «рать и усобица» – но когда призвали Мономаха, снова воцарился порядок.

Грубо говоря, задачей отредактированной ПВЛ было утверждение примата Рюриковичей над всем, включая даже – если придется – логику. Ряд позиций ПВЛ на момент написания был весьма спорен, но уже через полвека-век некому стало рассказать, где там что натянуто, а что вырезано.

Думается, несправедливо осуждать Мономаха и Сильвестра. Их мотивы понятны. И труд их велик. Это ведь тяжелое решение и непростая работа – перекроить прошлое родины на «политически верный» фасон.

Владимиру Мономаху удалось оттянуть распад Руси лишь ненадолго. Уже при его сыне Мстиславе центробежные тенденции стали брать верх. Но редактированная ПВЛ продолжает жить, остается великим литературным памятником, а для историков – объектом пристального изучения по сей день.

Политтехнологические опыты Мономаха не могли защитить страну от грядущих бурь. Эпоха единой Киевской Руси безвозвратно уходила, о ней вспоминали с горечью авторы Слова о полку Игореве и Слова о погибели земли Русской.

О тех славных временах по сей день тоскуют былины.

Каждый отдает дань памяти нашей героической эпохе как может. Вы заметили, наверное, что в «Храбре» все князья, кроме «конунга Хельге», взятого за точку отсчета, безымянны. На самом деле это невинная и слегка наивная уловка. Автор надеется, что отсутствие имен у князей сподвигнет отдельных читателей взяться в поисках разъяснений за книги по истории Руси. И, быть может, надолго погрузиться в них.

Автор надеется.