Бен шёл вдоль стены от комнаты к комнате, выискивая какой-нибудь путь внутрь. Даруджийская архитектура была симметричной и легко предсказуемой. Главный зал первого этажа будет по центру. С верхними этажами могут возникнуть сложности, но главный зал на первом этаже обычно сводчатый, а это означает, что комнаты верхних этажей сдвинуты к бокам здания.
Он едва мог видеть содержимое комнат. Зернистая, серая мебель казалась размытой и нечёткой. Зато живая плоть выразительно сияла. «Камень знает кровь, но не может удержать её. Камень жаждет жизни, но способен лишь имитировать её». Древние слова, они принадлежат каменщику и скульптору из Унты, жившему столетия назад. Подходящие слова, когда идёшь Тропой Д’рисс. Когда ступаешь по плоти Спящей богини.
Скользнув за угол, Быстрый Бен впервые взглянул на главный зал.
Возле камина на чём-то вроде дивана лежал человек. Судя по всему, он читал книгу. Другой мужчина подбрасывал в камин дрова. Тусклое, бледно-розовое пламя дрожало под его дыханием. По каминной полке взад-вперёд ходило какое-то маленькое существо, возможно, ворона или ворон.
Мужчина на диване говорил, перелистывая пергаментные страницы своей книги. Камень делал его голос приглушённым и ломким.
— Эмансипор, когда закончишь разводить огонь, верни стражу на прежнее место, на стены. Стоя во внутреннем дворе и пялясь в никуда, они вызывают лишь смех. Вряд ли это внушит страх незваным гостям.
— Может, это не моё дело, господин, — сказал Эмансипор, вставая перед камином и вытирая сажу с рук, — но если у нас появились незваные гости, разве мы не должны с этим что-то делать?
— Хоть я и не люблю терять своих демонов, дорогой слуга, я не думаю, что все посетители приходят со злым умыслом. Без сомнения, освобождение моего сиринта было единственным выходом, и даже в таком случае — очень рискованной затеей. Цепь, разумеется, была лишь половиной гейс; указания ошейника не так уж и просто разрушить. А потому прояви немного терпения и жди, пока наш гость не решит сделать свой визит официальным.
Голова-жёлудь Талмандаса коснулась уха Быстрого Бена.
— Когда решишь входить, оставь меня здесь, чародей. То, что этот человек попробует обмануть тебя не возможность, а факт.
Быстрый Бен пожал плечами. Чучелко слезло с его плеча.
Улыбаясь, чародей вышел с Пути и принялся стряхивать гравийную пыль со своих туники и плаща.
Лежащий мужчина, не поднимая взгляда, медленно закрыл книгу.
— Эмансипор, принеси вина мне и моему гостю.
Слуга развернулся и увидел Быстрого Бена.
— Худов дух! Откуда он взялся?
— У стен есть уши, глаза и всё остальное. Я дал тебе задание, Эмансипор. — Наконец, мужчина поднял голову и встретился взглядом с чародеем.
Это взгляд ящера. Что же, я никогда не дрожал от такого раньше, так с чего бы делать это сейчас?
— Не откажусь от вина, — сказал Быстрый Бен, как и хозяин комнаты — по-даруджийски.
— Какого-нибудь… цветочного, — добавил некромант, когда слуга направился к двери.
Ворона на каминной полке остановилась, наклонила голову и осмотрела чародея. Миг спустя она уже вновь ходила туда-сюда.
— Прошу, присаживайся. Меня зовут Бошелен.
— Быстрый Бен, — чародей прошёл к роскошному креслу напротив некроманта и уселся в нём. Бошелен вздохнул.
— Интересное имя. Могу предположить, что оно выбрано очень точно. Увернуться от атаки сиринта! Ведь он, я полагаю, напал, как только ты его освободил?
— Умно́, — признал Быстрый Бен, — заключить в сдерживающее заклинание в ошейнике последний приказ — убить любого, кто освободит его. Полагаю тебя, как его призывателя, это не касается?
— Я никогда не отпускаю своих демонов, — ответил Бошелен.
— Никогда?
— Всякое исключение ослабляет гейс. Я их не делаю.
— Бедные демоны!
Бошелен пожал плечами.
— Я не привязываюсь к простым инструментам. Стал бы ты оплакивать кинжал, сломавшийся в чьей-то спине?
— Это зависит от того, убил он ублюдка или только разозлил.
— О, в таком случае ты жалеешь себя, а не клинок.
— Это была шутка.
Бошелен приподнял одну тонкую бровь.
Нависшую тишину прервало возвращение Эмансипора с подносом, на котором стояли пыльная бутылка и два хрустальных бокала.
— А себе ты бокал не взял? — спросил некромант. — Неужели я такой тиран, Эмансипор?
— Э-э, я уже сделал глоточек, господин.
— Правда?
— Проверил, цветочное ли вино.
— И как?
— Не уверен. Наверно. Что такое «цветочное»?
— Хм, полагаю, следует продолжить твоё обучение — в вещах изысканных. Цветочное — это противоположное… древесному. Иными словами, не горькие воспоминания ростка, а нечто сладкое, как нарцисс или череповник…
— Это ядовитые цветы, — слегка обеспокоенно заметил Быстрый Бен.
— Но выглядят прекрасно и нежно, ведь так? Сомневаюсь, что кто-либо из нас имеет привычку есть цветы, я лишь привёл яркую зримую аналогию для дорогого Эмансипора.
— Ясно.
— Тогда не спеши разливать содержимое бутылки по бокалам, Эмансипор. Скажи, послевкусие было горьким или сладким?
— Э-э-м, оно было своего рода густым, господин. Как железо.
Бошелен встал и взял бутылку. Он поднёс её ближе и понюхал горлышко.
— Идиот, это кровь из коллекции Корбала Броша. Вино не в этом ряду, а в том, что напротив. Отнеси обратно в погреб.
Морщинистое лицо Эмансипора побледнело до цвета пергамента.
— Кровь? Чья?
— Какая разница?
Эмансипор разинул рот. Быстрый Бен откашлялся и сказал:
— Думаю, что на лице твоего слуги внятно написано: «Большая!»
Ворона загоготала, подпрыгивая на каминной полке.
У слуги подкосились ноги, бокалы со звоном застучали друг о друга.
Нахмурившись, Бошелен снова взял бутылку и ещё раз принюхался.
— Что ж, — сказал он, возвращая её на поднос, — я не специалист, но мне кажется, что это кровь девственницы.
Быстрый Бен просто обязан был спросить:
— И как ты это понял?
Бошелен ответил ему, приподняв брови:
— Ну как же? Древесный оттенок.
К Худу все планы. Паран, ссутулившись, сидел на одной из нижних скамеек главного зала Пленника. Казалось, будто ночь снаружи перетекла в это огромное пыльное помещение, приглушив свет факелов на стенах. Пол перед ним был разрушен, являя взору множество покрытых пылью каноэ. Во время торжественной церемонии баргасты убрали из них завернутые трупы, но капитан чуял, что самые важные сокровища ещё оставались внизу. Он не сводил глаз с годных для морского плавания каноэ, словно они несли в себе жизненно важную истину, которая потрясла бы Парана, если бы только он смог её распознать.
