А раз самому престол не светит, значит, необходимо любыми средствами доказать свою преданность новому Сыну Неба, выставить себя радетелем о благе государства, у которого в уделе благочинность и процветание!
Ванские казна и житница пустуют? Зато у начальника уезда рис и серебро только что через край не переваливаются!
Разве это справедливо?
Разве можно законным путем так набить государственную казну, когда у принца Чжоу в амбарах одни мыши пищат, да и те скоро от голода передохнут?
Значит, что?
Значит, правдами и неправдами (и больше неправдами!) начальник уезда пополнял свою казну, обманом отбирая и то, что должно было по закону идти кровнородственному вану! И все об одном мечтал, подлец сквернопахнущий: как бы честного, но наивного принца опозорить перед государем – и казна ванская пуста, и порядка нет, солдаты бунтуют, а горожане недовольны! Отобрать у принца жалованный удел и сослать куда подальше! Чтоб не мешал всей душой преданный государю принц творить начальнику уезда свои тайные делишки.
Какие?
Первое, что на ум взбредет: опиумом приторговывать, шелк контрабандный поставлять, не платя пошлины, – мало ли что еще! Заговор, как есть заговор! Вот и покушение даже было – Будда миловал, обошлось! А не вышло с покушением – решили казнокрады-мздоимцы по-другому врага извести: интригами да лживыми наветами!..
И если в чем-то судья переусердствовал или что-то упустил, то в общих чертах план принца Чжоу был именно таким.
Арестовать проворовавшегося интригана – начальника уезда.
Вслед за ним – его пособников: главного казначея области и командующего имперским гарнизоном.
Силой захватить казну и житницу, раздать солдатам жалованье (ибо еще день-два, и будет поздно!) – а там, глядишь, налоги в казну поступят, и можно будет восполнить недостачу. Приедет цензор из Столицы: все уже шито-крыто, деньги на месте, а что пропало – так заговорщики разворовали! Опять же, имущество их – в казну, на покрытие убытков!
Доказательства?
За то время, что до приезда цензора пройдет, палачи в дворцовой допросной из арестованных любые признания выбьют, не впервой!
Но промашка вышла – командующий-то ушел! И большую часть гарнизона за собой увел! Теперь его просто так не возьмешь, а слово его на государевом суде не меньше ванского весить будет.
Ибо недаром шестидесятидвухлетний генерал Чи Шу-чжао получил в свое время прозвище Стальной Хребет и до сих пор носил его с гордостью! Не единожды делом доказывал генерал свою преданность Поднебесной, а его честность и прямота известны были не хуже, чем неподкупность того же судьи Бао.
Теперь становилось ясным, зачем Чжоу-вану понадобился Бао Драконова Печать.
Показания достойного сянъигуна – против показаний Стального Хребта. Присовокупим протоколы допросов начальника уезда и главного казначея – этого должно хватить, чтобы убедить самого недоверчивого цензора.
Или нового Сына Неба.
Потому-то выездного следователя и не взяли ночью, вместе со всеми: если бы удалось захватить командующего гарнизоном, судья Бао был бы принцу ни к чему. Генерала казнили бы как мятежника, заткнув ему рот навсегда. Но командующий бежал, и принцу срочно понадобился противовес словам слишком хорошо известного даже в Столице Чи Шу-чжао.
И тогда опять же понятно, почему пытались арестовать друга Ланя: все в городе знали, что судья надолго уезжал вместе с даосом. А ну-ка, поприжать отшельничка, выбить из него письменное признание, что мятежник Бао ездил встречаться с заговорщиками по заданию начальника уезда! Тогда и на самого выездного следователя будет куда легче давить.
Но, опять же, промашечка вышла: ушел даос, только гвардейцы Чжоу-вана его и видели!
Судья удовлетворенно усмехнулся.
Все известные ему факты выстраивались в стройную картину, и только одному маленькому, но досадному фактику не было в ней места.
Фактику по имени Сингэ Третий!
Чжоу-ван приказывает арестовать начальника уезда, главного казначея, генерала Чи Шу-чжао, судью – и сюцая Сингэ Третьего!
Опять же, аресты явно проводились в порядке важности задерживаемых лиц для принца Чжоу. Но когда выездного следователя бросили в камеру, сюцай уже был там!
Неужели Сингэ Третий важнее для Чжоу-вана, чем он, Бао Драконова Печать?!
Судье на мгновение стало даже немного обидно.
Почему сюцай оказался в камере раньше выездного следователя? Откуда Сингэ Третий узнал о болезни Сына Неба и предстоящей смене власти? Ведь город тогда еще отнюдь не полнился слухами, как утверждал сюцай! И почему Сингэ Третий так настойчиво убеждает своего начальника признаваться во всем?
Ответ был очевиден: сюцай – провокатор!
Судья незаметно покосился на увлеченно разглагольствовавшего сюцая.
«Ну-ну, „утка“, ты у меня покрякаешь!» – мрачно подумал выездной следователь, однако опускаться до придумывания планов мести сюцаю не стал, справедливо решив положиться в этом деле на волю случая.
В данный момент достойного сянъигуна значительно больше волновала собственная судьба.
Несомненно, его будут пытать. Что ж, придется держаться.
Сколько?
«Не больше месяца», – прикинул судья.
В том, что Стальной Хребет уже начал действовать, судья Бао не сомневался.
– …А работает Недремлющее Око вот так: кладете руку на этот квадрат – и видите Первую канцелярию, на этот – Вторую…
Судья внимательно слушал объяснения черта-лоча (старого знакомца Ли Иньбу) и старался ничего не пропустить.
Всего разноцветных квадратов, нарисованных прямо на черном столе чертовых живописцев, было одиннадцать. Десять из них соответствовали десяти здешним канцеляриям, а в одиннадцатый разрешалось прямо пальцем вписать имя нужного человека или название местности – и требуемое изображение мигом появлялось в зрачке нарисованного глаза, который выездной следователь немедленно про себя обозвал Адским Оком.
Наконец Ли Иньбу решил, что высокоуважаемый сянъигун все понял (в последнем судья отнюдь не был уверен), и поспешил удалиться; а судья Бао уселся за стол и принялся упражняться в пользовании новым приспособлением.
Для начала прошелся по всем канцеляриям, внимательно всматриваясь в стеллажи со свитками, – но нет, руки пока не появлялись. Затем, просто из интереса, вписал в чистый квадрат имя Ли Иньбу – и Адское Око немедленно показало ему черта-лоча: сидит за столом и, высунув от усердия лопатообразный язык, заполняет какую-то бумагу.
Судья был вполне удовлетворен результатом и от нечего делать стал рассматривать само Око.
Наконец судья понял, что было странного в этом огромном глазе: он словно бы состоял из множества отдельных ячеек, как, к примеру, пчелиные соты или глаз стрекозы.
