На самом деле ей хотелось остаться одной.
– Я с тобой, – вызвался Багров.
– Нет. Не обижайся, но я пойду сама с собой, – проговорила Ирка.
– Тебя могут убить! – возразил Матвей.
– Тогда ты меня оживишь. Разве нет? – спросила Ирка с вызовом.
Багров спокойно пожал плечами.
– В теории да, могу. Но, видишь ли, живые люди и оживленные трупы – это не совсем одно и то же. Даже совсем не одно и то же, – вежливо пояснил он.
– Ты хочешь сказать, что оживленную валькирию ты будешь любить меньше? – спросила Ирка, дразня его.
– В оживленном виде ты не сможешь быть валькирией. Что до любви, то некромаги – люди странные. Легенды о принцессах, которые по двести лет раскачивались в стеклянных гробах, а затем оживали от поцелуя, возникли не на пустом месте, – с каким-то недобрым намеком отвечал Багров.
Ирке стало не по себе. Оставив Матвея, она спустилась с холма к берегу. Здесь она села на камень и стала смотреть на воду.
«Я убила Двуликого... сумела сохранить шлем и копье... Антигон вместо меня освободил эйдосы из дарха Арея, но все равно я никак не могу ощутить себя счастливой. Наверное, я вообще в принципе не могу быть счастливой. Тот отдел мозга, который отвечает за счастье, у меня заклепан ответственностью», – думала она, болтая в реке древком копья и слушая успокаивающий плеск воды.
Внезапно кто-то коснулся плеча Ирки. Она обернулась. За ее спиной, усмехаясь, стояла Филомена.
– И это ты называешь профессионализмом, одиночка? Я могла бы убить тебя семь раз! Куда там семь! Семьдесят семь! – заявила она.
– Я почему-то думала, что валькирии не нападают со спины. Поправь меня, если я ошибаюсь, – невинно сказала Ирка.
Филомена пожелтела от злости.
– Не умничай, одиночка! Тебя и так не особенно любят, – выпалила она.
– И ты считаешь своим долгом все время напоминать мне об этом? – уточнила Ирка.
– Повторяю тебе, одиночка: не нарывайся! Поверь, в реальном бою со мной у тебя нет шансов, – предупредила Филомена.
Ее глаза были прищурены. Взгляд резал как бритва. Ирка ощутила, что это не блеф.
– Ну так убей меня! Наверное, это будет самый простой выход, – предложила она без малейшего страха.
Почему-то эти простые слова смутили Филомену.
– Убить, говоришь? Хм... Прям-таки и убить? Ладно, я подумаю... А где твой спившийся гномик? – спросила она, отворачиваясь.
– Какой спившийся гномик? – не поняла Ирка.
– Ну как же! Антигон! Разве он не гном, нет? А почему у него уши волосатые?
Ирка не стала отвечать на откровенно глупый вопрос.
– Зачем ты пришла? – спросила она.
Филомена расхохоталась.
– Ты действительно не понимаешь: зачем? Думаешь, я просто спустилась к речке посмотреть на дохлых рыбок и разводы мазута? Посмотри-ка туда, солнце мое!
Филомена кивнула на заросли камыша, покрывавшего пространство между рекой и холмом.
– Там никого нет, – сказала Ирка неуверенно.
– Правильно. Пока никого, – небрежно согласилась Филомена. – Но опытная валькирия обязана видеть врага до того, как он появится. Когда враг появился – ты уже мертва. Заметил первым – остался жив. Заметил вторым – мертвец.
Филомена говорила, не отрывая прищуренных глаз от зарослей. Внезапно она отступила на полшага и, мгновенно материализовав в руке копье, метнула его. Если полет своего копья Ирка воспринимала как быструю золотую молнию, то полета копья Филомены она не увидела вообще. Мгновение назад оно было у нее в руке, и вдруг исчезло. Из зарослей послышался крик, полный ярости и боли. Филомена с досадой тряхнула почти тремя десятками своих косичек.
– Жив, собака! Промазала! – сказала она.
– Почему промазала? – не поняла Ирка.
– Проверено. Если день начнется криво – до вечера так никого и не убьешь.
– Я слышала, как ты попала.
– В том-то и дело, что ты слышала. Если бы я попала, куда хотела – все было бы тихо, – сдержанно пояснила валькирия испепеляющего копья.
Камыш зашуршал. Сразу в разных местах Ирка увидела вспышки.
– Их не меньше сотни... – прикинула Филомена. – Правда, девять из десяти наверняка боевые комиссионеры. Пушечное мясо, которое будет отвлекать нас, пока тебудут работать.
– А ты кого ранила?
– Я ранила стража, одиночка. Да только что толку? Ненавижу эту бессмертную тухлятину из преисподней. Чем больше ее убиваешь – тем больше ей это нравится.
– Почему они не телепортируют?
– А зачем тогда комиссионеры? Они избрали совсем другую тактику боя. Опять же вспышки телепортации невозможно скрыть... – заметила Филомена и еще раз метнула копье.
Боевой комиссионер, неосторожно высунувшийся из камышей, оплыл потоком влажной глины.
– Ну а ты, одиночка? Покажешь, как бросаешь свою палочку? – спросила Филомена с усмешкой.
Ощущая на себе насмешливый взгляд валькирии, Ирка немного поспешила. Замах был неплохой, но кисть в завершающий момент дрогнула. Когда копье вновь вернулось в руку к Ирке, от древка со стороны, противоположной наконечнику, была отрублена добрая треть. Должно быть, страж из Тартара успел рубящим ударом отвести неудачно летевшее копье.
– Что, одиночка? Дальнорукость и кривозоркость? Окулист трудится, стоматолог отдыхает? – с насмешкой сказала Филомена.
Ирка озабоченно разглядывала копье. Конечно, магия не в древке. Древко можно легко заменить. Но едва ли она сумеет сделать это сразу, в одну минуту, не прибегая к помощи Антигона. А раз так, то метать сегодня копье она не сможет – только сражаться в ближнем бою.
Нападавшие приближались. Ни о каком боевом порядке речи не шло. Комиссионеры, облаченные в такие же серые плащи, как стражи, были от них неотличимы. Пару раз Ире казалось, что она видит среди серой массы лица разложенцев с провалившимися носами, но тотчас они исчезали в толпе.
К Ирке и Филомене подбежали Багров и Антигон. Гюльнара витала где-то поблизости, однако чудес героизма пока не демонстрировала. Тридцать метров... Двадцать... Ирка начинала уже нервничать, когда Филомена вдруг обернулась.
– О, вот и остальные! – сказала она.
По множеству коротких золотистых вспышек, слившихся практически в одну, Ирка поняла, что за ее спиной только что материализовались одиннадцать валькирий вместе с пажами.
Она оглянулась. Ближе всех к ней – Ильга. Рядом Ламина, копье которой окутано призрачным лунным светом... А вот и Хола. Ее можно сразу узнать по копью с медным наконечником. Таамаг, разумеется, не может устоять на месте. Выхватывает у пажа два дрота, бросает их, а затем с копьем, больше похожим на ствол молодой сосны, с ревом бросается в бой.
Таамаг, пожалуй, единственная из всех бросала свое основное копье неохотно, предпочитая использовать для метания отдельные огненные дроты. Недаром ее называли валькирией каменного копья.
